Многообразно творчество Константина Симонова. Стихи, поэмы, романы, повести, рассказы, пьесы, очерки, статьи.
Но никогда он не изменял своей основной теме во всех литературных жанрах — писал о войне и армии. Почему? Писатель был связан с этой темой с детства, ибо родился в семье кадрового военного, жил в военных городках, привык к суровой дисциплине, требовательности и трудолюбию. Отец пропал без вести, мальчика воспитывал отчим, тоже военный, который преподавал в Рязанской пехотной школе.
Знал смолоду: есть слово — долг.
Знал с детства: есть лишения.
Знал, где не струсишь — будет толк.
Где струсишь — нет прощения!
И юность Симонова совпала с тревожной военной обстановкой: он получил боевой опыт, когда отправился в качестве корреспондента сначала в Испанию, потом на Халхин-Гол, когда сам взял в руки оружие, когда увидел погибших, попал под бомбёжку. На финской войне стал одним из самых оперативных, вездесущих журналистов. День на передовой, вечер в пути, ночь в землянке под светом тусклой лампы. С этих самых пор Симонов приобрёл привычку писать быстро, не отвлекаясь ни на что вокруг.
Работая в газетах «Боевое знамя» и «Красная звезда», молодой журналист в пилотке и военной гимнастёрке бесстрашно отправлялся в командировки, бывал на разных участках фронта в Великую Отечественную войну, общался с моряками, пехотинцами, разведчиками, подводниками.
От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли,
С «лейкой» и с блокнотом,
А то и с пулемётом
Сквозь огонь и стужу мы прошли...
Военное прошлое оставалось главной темой в стихах и прозе («Товарищи по оружию», «Живые и мёртвые», «Солдатами не рождаются») и после победы.
Много стихотворений было создано перед началом войны и в самый разгар боевых действий в 1942 году. Они отразили своеобразие стиля Симонова: жестковатую романтику в стремлении к славе и подвигам, бытовую реальность солдатской жизни, где жизнь и смерть ощущались наравне. Четыре сборника военных очерков и рассказов с охватом «От Чёрного до Баренцева моря» — это маршруты журналиста Симонова, разделявшего с воинами тяготы жестоких боёв, смертельные опасности битв, короткие минутки затишья. От имени своих товарищей он говорил слова, полные веры в победу:
Я лежу в бинтах у хаты,
Рана жжёт меня.
Но вперёд идут ребята,
Не боясь огня,
И врагам моим на горе
Белый свет стоит,
И вверху над синим морем
Красный флаг шумит.
На фронте Симонов встречался со многими солдатами и офицерами, у кого подсмотрел те качества и «те душевные свойства, которые, укрепляясь и вырастая, сделали впоследствии из этих людей победителей». Он старался быть во всём достоверным, правдивым, так как считал, что «жизнь неувиденная не может быть написана». Невозможно написать об атаке, если сам не был ни разу под огнём. И он точно знал о фронтовых буднях и массе незаметных подвигов, о которых никто не напишет статьи.
Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Готовясь броситься в атаку,
Винтовку вскинул на бегу,
Какой уютной показалась
Тебе холодная земля,
Как всё на ней запоминалось:
Примёрзший стебель ковыля,
Едва заметные пригорки,
Разрывов дымные следы,
Щёпоть рассыпанной махорки
И льдинки пролитой воды.
Казалось, чтобы оторваться,
Рук мало — надо два крыла.
Казалось, если лечь, остаться —
Земля бы крепостью была.
Пусть снег метёт, пусть ветер гонит,
Пускай лежать здесь много дней.
Земля. На ней никто не тронет.
Лишь крепче прижимайся к ней.
Ты этим мыслям жадно верил
Секунду с четвертью, пока
Ты сам длину им не отмерил
Длиною ротного свистка.
Когда осёкся звук короткий,
Ты в тот неуловимый миг
Уже тяжёлою походкой
Бежал по снегу напрямик.
Осталась только сила ветра,
И грузный шаг по целине,
И те последних тридцать метров,
Где жизнь со смертью наравне!
А начинал Кирилл Михайлович Симонов (1915–1979) свой путь как токарь по металлу. После двух лет работы в механическом цеху кинофабрики он поступает в Москве в Литературный институт имени М. Горького, а потом в институт истории, философии, литературы. За эти девять лет с ним происходят огромные перемены: из картавого мальчишки (не выговаривал некоторые звуки своего имени Кирилл) он вырос и сделался профессиональным военкором, которого закалила война: «Я считал для себя за высокую честь носить звание военного корреспондента».
Константин Симонов мог писать в походе, на машине, на случайном ночлеге. Он не был штабным человеком, его блокнот и фотоаппарат легко менялись на оружие в опасных местах. Про него говорили, что он проявлял чудеса смелости, дерзости и отваги и знал войну как никто другой. Даже в годы войны он успевал писать пьесы, стихи и корреспонденции. А победу он встретил полковником, известным поэтом и прозаиком.
Ты знаешь, наверное, всё-таки родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти просёлки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Когда было опубликовано стихотворение-заклинание «Жди меня», солдаты вырезали его из газеты, переписывали от руки, носили с собой, посылали домой заветные строки с обещанием вернуться «всем смертям назло».
В послевоенное время Симонов становится главным редактором журнала «Новый мир» (1946–1950, 1954–1958 годы), «Литературной газеты» (1950–1953 годы), продолжает журналистскую деятельность в Ташкенте, пишет сценарии к фильмам, переводит стихи узбекских, азербайджанских поэтов, ведёт широкую общественную деятельность, работает над эпическими произведениями, мемуарами.
Многие стихотворения Константина Симонова вошли в программу литературы и изучаются в школе. Единственная поэма, которая была создана в годы войны, — «Сын артиллериста» — включена в хрестоматии для детского чтения. Она рассказывает о дружбе двух майоров — Деева и Петрова. Когда Петров уезжает в командировку, о его сыне заботится Деев («На свете два раза не умирать, и ничто нас в жизни не может вышибить из седла»). Майор Петров погибает, а Лёнька становится лейтенантом. Деев отправляет его на опасное задание, и Лёнька, хотя получает ранение и первую седину в волосах, успешно выполняет приказ, соединив в себе лучшие качества отца и наставника.
Был у майора Деева
Товарищ — майор Петров,
Дружили ещё с гражданской,
Ещё с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.
А у майора Петрова
Был Лёнька, любимый сын,
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один.
И если Петров в отъезде, —
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.
Как признавался автор, он написал поэму «в один присест», то есть почти за сутки, в Архангельске, в ноябре 1941 года, когда возвращался в Москву. Сюжет был подсказан самой жизнью: история произошла на Рыбачьем полуострове с командиром 104-го артиллерийского полка майором Ефимом Самсоновичем Рыклисом. К сожалению, Симонов не видел героя, но про подвиг его запомнил, а фамилию не записал.
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Лёнька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Лёньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Всё те же глаза мальчишки,
Но только… совсем седой.
Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
— Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! —
Такая уж поговорка
Теперь у Лёньки была…
Мальчишка доказал, что подвиг не напрасен, что смелая дерзость берёт не взятые врагом высоты. Но в финале поэмы неясно, остался ли живым Лёнька. Сам писатель в 1964 году совершенно случайно узнал, что прототип Лёньки — Иван Алексеевич Лоскутов — вылечился в госпитале, воевал и служил в артиллерии, но уже не на Крайнем Севере, а на Дальнем Востоке. Он и рассказал своими словами о собственном подвиге и своей дальнейшей судьбе в письме к Симонову:
«В начале войны я служил на Севере в артиллерийском полку, в должности командира взвода топографической разведки в звании лейтенанта.
В июле месяце 1941 года на нашем участке фронта создалось особенно тяжёлое положение, фашисты ожесточенно рвались вперёд, и поэтому от нашего полка требовался наиболее интенсивный и точный огонь. Вот тогда командованием полка было принято решение выслать корректировочный пункт на одну из высот. Дело в том, что эта высота во время наступления фашистов оказалась практически в ближнем их тылу, и на ней оставалось наше боевое охранение, что-то порядка 20 человек. Вот эта высота и была выбрана местом для корректировочного пункта.
Я был вызван к командиру полка майору Рыклису (майор Деев) и комиссару полка Ерёмину и мне была поставлена задача — с радиостанцией выйти на эту высоту. Получив задание, я с радиостанцией и двумя разведчиками отправился на передний край нашей обороны. Пехотинцы дали нам проводника, и под покровом тумана мы вышли к месту назначения. Идти нужно было около трёх километров. Прошли мы примерно с километр, как туман рассеялся, и фашисты открыли по нашей группе пулемётный и миномётный огонь. Проводник наш был ранен, и я его отправил обратно.
Оставшееся расстояние мы шли что-то около трёх часов, правда, «шли» не то — в основном ползли, ибо попытки вытянуться во весь рост прерывались огнём гитлеровских пулемётов и миномётов, но как бы то ни было, цель была достигнута...
Обзор вражеских позиций с этой высоты был очень хорошим: прекрасно мы наблюдали миномётную батарею, кухню, много пулемётных точек, отчётливо наблюдали все передвижения врага. В течение этого дня мы засекли видимые цели, определили их координаты и передали все необходимые данные по радио в полк.
На следующий день огнём наших батарей миномётная батарея по нашим корректурам была уничтожена, накрыта большая группа пехоты, уничтожено несколько пулемётных точек.
Фашисты, очевидно, поняли (и, может быть, засекли работу радиостанции), что огонь корректируется именно с этой высоты, и открыли по ней артиллерийский и миномётный огонь. Одна из миномётных батарей была нами засечена и по нашим командам огнем батарей подавлена. Видя, что огневой налёт на высоту эффекта не дал и не смог прекратить точный огонь наших батарей, фашисты бросили в наступление на высоту большую группу пехоты. Вызванный нами огонь по наступающим не смог их остановить, и фашисты окружили высоту со всех сторон, начав подниматься непосредственно на неё. Нам ничего не оставалось делать, как вызвать огонь непосредственно по высоте. Мы передали такую команду, но комиссар полка считал, что это ошибка, и переспросил, и только после вторичной нашей команды на высоту обрушился шквал нашего артогня.
Наступавшие частично были уничтожены, а остальные обратились в бегство. В период обстрела мы постарались укрыться и остались живы, правда, состояние было ужасное. Радиостанция была разбита и дальнейшее наше пребывание на высоте без связи с полком было бессмысленно, и я принял решение возвращаться в полк. Но уйти удалось только на следующий день, когда спустился туман, ибо малейшее движение на высоте вызывало огонь вражеских пулемётов. Вернулись в полк, где уже нас считали погибшими...»
Весной 1942 года на Керченском полуострове Симонов познакомился с девочкой, вывезенной из сожжённой деревни, хотя не запомнил ни её имени, ни фамилии. Поразителен портрет девочки: она напоминает тихий василёк, а в сине-голубых глазах ребёнка поэт видит отблеск пожара.
.
...И между сабель и сапог,
До стремени не доставая,
Внизу, как тихий василёк,
Бродила девочка чужая...
Я говорил ей: «Что с тобой?» —
И вместе с ней в седле качался.
Пожара отсвет голубой
Навек в глазах её остался.
Она, как маленький зверёк,
К косматой бурке прижималась,
И глаза синий уголёк
Всё догореть не мог, казалось.
Война и через двадцать лет, когда васильковая девочка вырастет, не забудется — навсегда в глазах её застынет далёкий отблеск пожара.
В 1943 году Симонов написал стихотворение «Танк на выставке трофеев», в котором выразил мечту о детях, не знакомых с войной. Мальчик интересуется строением механизмов, с любопытством рассматривает технику врага. Маленький герой воспринимает «гусеничного зверя» с «железным лбом» как игрушку и без тени страха щупает башенную броню, не находя в ней двери. Такая наивность — лучшая награда воинам-победителям.
Не знает мальчик ничего,
Он перед танком, хмуря брови,
По-детски трогает его,
Не видя капель отчей крови.
Но взрослые понимают истинное назначение этой машины и помнят её роль в трагедии семьи мальчика.
Ему четыре или три,
Не знает он, к броне склонённый,
Того, что этот зверь, внутри
Тремя зверями населённый,
На перекрёстке двух дорог
Его отца примял пятою,
Быть сиротой его обрёк
И мать его назвал вдовою.
Хотя и не видны капли «отчей крови» на броне танка, нужно помнить о жертвах войны и сохранять готовность защищать свою страну. Важно передать детям память о прошлом, чтобы не забыть о цене победы и сохранить историческую правду.
Литература
- Бек Т. Высокое мальчишество. Детство в поэзии Константина Симонова / Детская литература. — 1985. — № 11.
- Зубарева Е. Поэт-боец, писатель-воин / Круглый год. — М.: Детская литература, 1975.
- Лазарев Л.И. Константин Симонов: Очерк жизни и творчества. — М.: Художественная литература, 1985.
- Светов Ф. О доблести и славе. Стихи Константина Симонова / Пионер. — 1967. — № 2.
- Симонов К.М. Стихотворения и поэмы. — Л.: Сов. писатель, 1990.