Особенная пора — осень. Задумчивость и грусть, покой и старческая мудрость мнятся в засыпающем лесу.
Тропинка усыпана листвой. Как природа с таким пёстрым, многоцветным нарядом умудряется оставаться скромной, неброской, почти незаметной?
Зима — строгая графика. Чёрное и белое, без полутонов и излишеств.
А лето красное. Но не из-за алых оттенков, цвет здесь — мираж. Много ли красного встретишь в летний день? Разве что случайные полевые цветы, да утренняя зорька, отражённая в сонной воде, да багряное солнце на закате — предвестник непогоды. Название это рождено жарой: в знойный полдень кажется, будто всё вокруг раскалено докрасна, пышет жаром, словно железо в кузнечном горне.
Весна — молодость, юность, пробуждение. Весной даже самая невзрачная травинка, неприметное деревце являют миру свою красоту, стремятся выделиться. За сотню шагов слышна черёмуха со своим белоснежным цветом и пленительным вечерним ароматом. А рощица из берёз и осин скромна и одинакова. Но это только кажется, что все они одного цвета. Стоит лишь присмотреться — и увидишь на опушке, как красуется молоденькая берёзка, и платьице её тоже зелёное, однако она цветёт, светится изнутри, искрится жизнерадостностью.
Осенью же самая яркая палитра выглядит приглушённо, словно сквозь дымку. Видно, возраст не скроешь даже под самым богатым убранством.
О. Чухно
Осеннее
Деревьев смутных вереница.
Белеет вкрадчивая мгла.
И дождик-невидимка длится,
Скользя по плоскости стекла.
Чудесной лёгкостью одета,
Пора ненастья настаёт.
И осень синим силуэтом
Скрывает солнца жёлтый плод.
Прижался кот к оконной раме.
Склонились ниже провода.
В листке с узорными краями
Блестит прозрачная вода.
Стройней деревья, тоньше крыши,
И звонче ветра детский альт.
Оранжевым и жёлтым вышит
Листом задумчивый асфальт.
И мне ещё милей и ближе
Мой старый сад и старый двор,
Где дождик-невидимка нижет
Дождинки на глухой забор.
Октябрь называли «грязником»: ни колеса, ни полоза он не любит. В народе приметили, что у дуба и осины самый поздний листопад. Поздний листопад — к суровой и продолжительной зиме. Нечисто лист с деревьев опадает — будет холодная зима. Много желудей на дубе — к лютой зиме.
Осенью птицы летят низко — к холодной зиме, высоко — к тёплой. Коли птиц много и летят они быстро — к близкому ненастью. Гусь стоит на одной ноге — к морозу. Синица пищит — зиму вещает. Воробьи перелетают стайками с места на место — перед сильным ветром.
Осенью шерсть у зайцев побелеет — скоро настанет зима. Мыши отрывают норы на теплую сторону — к суровой зиме.
Вечерняя заря яркая — к ветру. Октябрьский гром — к бесснежной зиме. Облака идут низко — ожидай стужи.
Звёзды ярки — к хорошей погоде, тусклы — к дождю или снегу. Зима становится через сорок дней после первого осеннего снега.
Золотая осень отыграла свою яркую симфонию, и теперь в воздухе кружится хоровод опадающих листьев. Как подметил Пушкин, «уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей». Так видел октябрь великий русский поэт: от былого сентябрьского великолепия не остаётся и следа. Вернее, след, конечно, есть — толстый ковёр опавшей листвы, укрывающий землю. Дворники собирают его в печальные кучи, обречённые на погребальный костёр, а ветер развеет пепел, словно прах воспоминаний. И всё же, как жаль!
Убранные поля обнажили свои просторы, а луга, словно изумрудные островки, всё ещё радуют глаз зеленью. Лишь лёгкая позолота коснулась верхушек трав, напоминая о первых заморозках. Особенно контрастно выделяются на этом фоне сочные всходы озимых, обещая будущий урожай. Вдоль дорог и на пустырях, словно печальные скелеты, высятся сухие стебли репейника, крапивы и других трав-великанов.
Всё ощутимее дыхание севера, приносящего с собой новые волны холода. Под их натиском желтеют и падают листья, жухнет трава, увядают последние цветы. Природа готовится ко сну, и ни один бутон уже не осмелится распуститься в поле или в саду.
Сезоны меняются, но ностальгия по уходящему времени остаётся. Символом разлуки считают отлёт журавлей. Они словно уносят с собой приветы от нас далёким странам, на всю округу оглашая своим протяжным курлыканьем. Восхитительное зрелище — пролёт журавлей! Чувствуешь смесь радости полёта и грусти расставания. Клинья журавлей перестраиваются в хоровод, напоминают то ли сказочные флотилии, то ли небесные парусники.
Осенние краски, предвестники холода и «густеющая синева» подчеркивают тот переходный этап, когда природа готовится к зимнему затишью. «Величественная симфония лучезарной осени» пленяет не только визуальными образами, но и многообразием звуковых ассоциаций.
В. Скопцов
Как улетали журавли
Приход новой весны старики отмечали не по календарю, а с того дня, когда трубные звуки из самой сини неба возвещали о прилёте первой журавлиной стаи. Наверное, ни один из моих сверстников не ждал так даже подарков в новогоднюю ночь, лишь бы услышать первому из всех ребят прилётную журавлиную песню. Помню, как бегал я на косогор за кладбищем и подолгу стоял, глядя вдаль: «Не летят ли?!» И как трепетно было на сердце, как щипало внезапно глаза, когда из-за вершин деревьев вдруг показывался ровный треугольник и знакомое «кур-лы, кур-лы», точно привет из далёких стран, неслось на землю!
С прилётом журавлей оживали лес и болото, выгоняли на двор застоявшийся за долгую зиму скот, начинались работы в поле.
И люди, и большие умные птицы трудились рядом от зари до зари, занимаясь каждый своими делами. С ранней весны и до поздней осени журавли проводили время в заботах о потомстве. А когда журавлята подрастали, всё население журавлиной колонии собиралось в стаю, и старые принимались обучать молодых, готовя их к перелёту.
Они улетали обычно рано утром, лишь только всходило солнце. Прощальные их стоны были слышны по всей округе. Кур-лы, кур-лы, кур-лы... Им и самим, видно, совсем не хотелось покидать родные гнезда, так полюбившиеся болото и мокрый луг, где плясали и пели влюблённые пары в весёлых свадебных играх.
Поднявшись над деревней, они долго кружили, плавно набирая высоту, будто раздумывали: «А может, не пора ещё?!» Но голод и холод гнали их из родных мест. Сделав последний круг, они трубили все разом прощальный куплет, больше похожий на всхлипывание, и, выстроившись клином, исчезали за лесом.
П. Стефаров
Журавли-журавушки
Минувшей ночью они наверняка отдыхали где-то в привольных степях Таврии. А теперь, когда утреннее поднебесье щедро залито ярким, но не жарким осенним солнцем, огромная стая журавлей вот уже с полчаса хороводит над лазурью залива.
Журавли-журавушки! Буйная радость весны, нежная грусть осени. Сперва я уловил переливы их труб где-то далеко-далеко в северной стороне небосклона.
Но лишь потом увидел под пепельно-жемчужными облаками четыре остроугольных клина.
Изредка перекликаясь, разрозненные стаи были подобны флотилиям каких-то сказочных кораблей. И плыли эти чудо-парусники через океан-небо в безупречно четком строе. Но вот родные берега позади. Впереди распахнулось Черное море. Даль чиста. Дорога в чужие страны открыта. Да вдруг, словно натолкнувшись на какую-то незримую преграду, первый косяк резко затормозил. К нему подоспел второй, третий, четвертый. Порядок нарушился. Стройные треугольники распались, и дружно, вроде бы по уговору, до двух сотен птиц начали многоголосый хоровод.
Редкая чарующая картина. Усевшись на каменную плиту под берегом залива, не могу оторвать от нее глаз. Кажется, что журавли попали в воронку какого-то гигантского водоворота. Очерчивая друг за дружкой крутые спирали, они плавно дружат, будто бы катаются на карусели. г Как утренний благовест, слушаю похожие на колокольный перезвон журавлиные клики. И чудится мне, будто громоздящиеся кучевые облака над морем по какому-то волшебству превратились в беломраморные храмы, под жемчужными куполами которых звучат как бы вылитые из золота певучие колокола, сопровождая их переливным гулом. В унисон колокольной звоннице трубят фанфары, поют тихозвонные арфы. Величественная симфония лучезарной осени.
Но чур! Почему же в этих колдовски завораживающих звуках столько неистребимой печали? А как же ей не быть. Чей голос не дрогнет, чьё сердце не взгрустнет, расставаясь с землей, где ты родился, вырос и обрёл силу в крыльях.
М. Усов
Журавлиный день
Ещё с утра задуло. Мягко гнутся вершины тополей. Шумят кроны. Косо летят жёлтые листья Дробно стучат, осыпаясь, каштаны и жёлуди. А солнце, не встречая туч, источает жар, заливает светом. Лишь за крышами, за деревьями, далеко отсюда копятся всё ещё по-летнему белые взбитые облака и густеет холодная уже синева.
Солнечно и ветрено.
Неспокойно на душе, чего-то ждёшь — сам не зная чего.
Далёкий звук коснулся слуха. Может, показалось?
Шумит ветер.
Летят листья.
Просторное небо безмолвно.
Но снова чуть слышное, тревожное мерцанье звука. И вдруг явственно с новым порывом ветра: «Кур-лы... кур-лы...»
Ты хочешь охватить взглядом все небо, найти и увидеть. Вот они! С новым курлыканьем, уроненным на землю с высоты, вырвалась пернатая стая. Сойдясь острым углом, то выпрямляясь, то изгибаясь, словно волнуемые ветром, летят двумя шеренгами журавли.
«Кур-лы... кур-лы...»
И не оторвать от них глаз, и лишь их вольный клик вбирают уши. Расстояние не может скрыть очертания птиц, их вытянутые серые тела и узкие шеи, размеренный мах крыльев.
Успеваешь подсчитать — пятнадцать в стае. А она переместилась с северной стороны неба, на южную. И снова надо напрягать зрение, чтобы не потерять птиц. И всё-таки теряешь — они растаяли в синеве. И напрасно вслушивается ухо.
Ветер шумит.
Ты все глядишь на южную половину неба, а далёкий волнующий переклик снова пришёл с севера. Поворот головы — из синевы, становясь все зримее, вырисовывается журавлиный ключ. В деревнях, по сёлам исстари повелось закрывать двери деревянным сучком. Срежут с куста ветку с отростком так, чтобы они расходились треугольником. Вот тебе самодельный запор, ключ. Прихватят им оба дверных кольца — изба на замке, хозяина нет дома, куда-то отправился.
Повелось и журавлиный строй в небе называть ключом.
«Кур-лы... кур-лы...»
Птицы спешат. Они над головой и уже сдвинулись всей стаей на юг.
Скрылись. Смолкли их голоса. И затрубили другие. Новая стая величаво проплыла в небе.
Сколько их, крылатых стай, ключом проносится в это время над осенней землей! Это один из тех дней, что зовется в народе журавлиным. После него жди ненастья. От него к теплу уходят птицы.
