Сентябрь можно считать и летом, и осенью. Случаются и совсем летние деньки, и уже по-осеннему промозглые. В лесу ещё не скучно и не грустно. Стало только торжественно и спокойно. Начинается чудесная золотая пора!
Засверкал нарядными красками сентябрьский лес. Стоит в ярком убранстве багрянца и позолоты, сыплет под ноги грибникам вороха разноцветных листьев. А как горят в эту пору рябины! Недаром этой осенней красавицей связана примета: «В лесу много рябины — осень будет дождливая, а мало — сухая».
Пору первоосенья называют в народе «бабьим летом». С ним связана одна примета: «Много паутины на «бабье лето» — к ясной осени и холодной зиме».
В копнах на лугах суетятся мыши. С ними связана другая интересная примета: «Мыши вьют гнезда на верху копен — осень будет мокрая и продолжительная».
Сентябрь — начало поры увядания, пышный праздник осени. Пройдёт время, и потянутся к югу гуси, журавли. Тогда уж и холода скоро: «Гуси летят — зимушку на хвосте тащат».
В. Чирков
Звенит ли паутина?
Осенний лес затянут паутиной. Тугие блестящие шелковинки не пускали меня в глубь леса. Пауки натягивали их с надеждой, что никто уж больше не придёт и они провисят до заморозков.
Я остановился у белёсого круга, в центре которого десяткой в мишени сидел паук. Я долго смотрел на него и вдруг заметил, что паук подёргивает лапками, то ли натягивая паутинки, то ли ловя ими вздрагивающие нити. А может, он слышит их звон? Может, он потихоньку перебирает струны и внимает тончайшему звону паутины?
Пулей пролетел сверху жёлудь. Он пробил круг паутины, сотряс куст, и вот, литой, пузатый, бронзовый, лежит он на жёлтых листьях.
Испуганный, оглушённый паук вылез из скрученного в трубочку листа, куда спрятался от желудя, и, посокрушавшись над пробоиной в сети, занял своё место в центре круга и замер.
Чуткие его лапки снова перебирают струны паутины.
Н. Красильников
Паутинный дождь
Раннее сентябрьское утро. Безветрие. Тишина. Из-за склонов Кураминского хребта медленно выплывает багровый диск солнца. Цепляя удочкой кусты, спускаюсь тропинкой к речке.
У берега возвышается огромная шелковица. Останавливаюсь. Чудеса! Сверху летит солнечный искристый дождик. Но почему он не достает меня? Стараюсь рассмотреть его внимательнее.
Нити паутин оцепили голые прутья шелковицы. А на них блестят, переливаются под синим небом бесчисленные капельки живой росы.
В жизни мне немало приходилось видеть дождей. Были и солнечные, грибные, а вот паутинный дождик я встретил впервые...
В. Лебедев
Фантазия
Лес был какой-то необыкновенный. Холодная луна неожиданно расщедрилась и, словно излучая нерастраченные запасы радости, озарила добрым ласковым светом все его удивительные красоты. Свет неудержимым потоком лился на поляны и просеки, ярким прожектором пронзал кроны деревьев, отвоёвывая у темноты то, что она пыталась укрыть своей завесой: пышный кудрявый можжевельник, широколистный папоротник, старые пни и молодую поросль годовалых посадок. Нет, луна была не просто ночным светилом. Она на совесть трудилась, высвечивая всё новые и новые картины лесного пейзажа, подбирая неповторимые, только ей доступные сочетания серо-белых красок. Как художник-пейзажист, она размашисто рисовала перелески и рощи, опушки и лесные дороги и тут же виртуозно вырисовывала каждую ветку, сучок, листочек. Да так, что можно было видеть самые замысловатые узоры на чуть пожелтевших листьях и мельчайшие иголочки на вечнозелёной хвое.
Наступая на темноту, луна расцвечивала степенные сосны, игривые ёлки, весёлые и нежные берёзы, солидные дубы. Ну а маслята-подростки, которые днем рискуют остаться незамеченными, с завидной смелостью подставили свои скромные шляпки щедрым ночным лучам.
Мы вышли на большую поляну, и новая удивительная картина открылась нам: впереди белела широкая полоса, похожая на снег. Но откуда было взяться ему в сентябре? Фантазия путников не могла дать ответа на этот вопрос. И вот, когда до загадочной полосы осталось лишь несколько шагов, всё решилось неожиданно и просто: это был лесной пруд, водную гладь которого всё та же неутомимая художница-луна окрасила в серебристо-белый цвет.
Отрешившись от дневных шумов, лес стал разговаривать тихо, вполголоса. И хотя рослые сосны продолжали свой спор с непокорным ветром, они вели его спокойно, не досаждая друг другу. Время от времени, удивляясь несговорчивости собеседника, они недовольно покачивали своими верхушками: не пора ли угомониться. И непоседливый забияка-ветер, видя, что его реплики остаются безответными, охладил свой пыл, а вскоре совсем утих. Он даже оставил свою любимую забаву — гонять белые пушистые облака по просторному куполу, распростёртому в вышине.
В. Линник
Веткопад
Сентябрь открывается свежими зорями, переменчивым небом. В зелёной стене леса появляются золотые просветы — издали кажется, что это солнце стоит за деревьями, едва проступая сквозь частые листья. В осинах слабо обозначился каштановый оттенок, предвещая скорые изменения. Их ты заметишь уже сегодня, когда будешь проходить через лес. Ведь осенью время идёт намного быстрее: события, казавшиеся утром ещё очень далёкими, могут свершиться уже в полдень.
На этой мысли ты поймаешь себя, когда услышишь в осиннике отчётливый звук паденья и увидишь возле ног жёлтую ветку. Такая красивая, такая воздушная! Снова лёгкий звук паденья — и ещё одна ветка ложится на лесные травы. Это кажется странным — ведь стоит безветрие, и сама осина вся зелёная, если не считать вот этих оброненных ею ветвей.
Подняв полыхающую ветвь, всматриваюсь в место её отлома. Удивительно! Ровный выпуклый торец на конце ветки, никаких повреждений не заметно. Такое впечатление, что ветку эту осторожно отделили от дерева, вынув её из аккуратного паза. Вот так он начинается, листопад: не отдельными листьями, а целыми ветками. Первые дни сентября — это веткопад в осинниках. Загадочное явление! Только через несколько дней осина начнёт изредка ронять свои листья; между веткопадом и настоящим листопадом будет небольшой перерыв. А сейчас удивительная картина: на высоких таволгах, среди лесных хвощей, в папоротниках лежат крупные золотые ветки, цельные, светоносные.
Т. Горова
Горит костер рябины красной...
Кружит разноцветная метелица. Обрывает осень роскошный наряд деревьев, бросает его на дороги, несёт в реки и лужи, словно стараясь смыть яркую весёлую краску. Холодно по утрам. Нет-нет да и покроется трава серебристой пылью. Правда, выдаются погожие и тёплые дни, и тогда кажется, будто снова вернулось лето. Но ненадолго. И вот снова мелкий холодный дождь, низкое свинцовое небо, прощальные крики перелётных птиц.
С каждым днём прозрачнее становится лес. Теряет он свою таинственность, роняет на землю роскошный убор. И тогда запылают на лесных опушках рябиновые костры. Долго будут горсть они, озаряя лес своим холодным пламенем, пока не налетят на них шумные и шустрые ватаги дроздов на весёлый пир.
Нарядна рябина с весны до осени. Весной светло-жёлтые, почти белые пушистые шапки цветов украшают это дерево с ажурной кроной. «Почему ажурной?» — спросите. Присмотритесь внимательнее. Ажурной делают её листья. Не правда ли, кажется, что кто-то набросил на рябину сплетённое кружево? Потом на рябине начнут поспевать ягоды, делаясь с каждым днём всё оранжевее и ярче. Пока наконец не вспыхнет рябиновый костёр.
Не только на лесных опушках и в редколесье можно встретить это дерево. Сажают его возле домов, вдоль дорог. Рябина — одно из любимых деревьев в народе. Недаром её величают рябинушкой.
Н. Марихин
Букашкино зимовье
Целых полдня ходил я по лесу. А потом вышел на дорогу, по которой давно уже не ездили, и она заросла густой травой. Присев к толстому старому сосновому пню, я отломил от него кусочек коры — из такой мы в детстве делали поплавки для удочек. На том самом месте, где только что была кора, я увидел три черные букашки величиною с муравья. Осенний северный ветер шевелил их короткие усики. Но вот одна из букашек чуть подалась вперёд, на мгновенье остановилась, снова побежала к кромке коры и спряталась под нею. Немного погодя скрылась под «черепичной крышей» вторая, а потом и третья букашка.
Я не стал их тревожить: им на ветру холодно.
Знакомка
Белка быстро перебежала через дорогу и взобралась на тонкую осину. Во рту у неё был клок моха. С осины она спрыгнула на берёзу, едва уцепившись за гибкий сучок, а с берёзы перелетела на ёлку... И тут я увидел гнездо. Оно было свито из тонких сухих сучков и походило на детский мяч. Сколько раз проходил возле него летом и не замечал. А сейчас осень обнажила лес, и белка торопилась утеплить своё гнездо.
Рассматривая деревья, я увидел недалеко от гнезда на сучке сосны подвешенный гриб. Другой лежал в развилке между сучками осины.
Как-то она перезимует, моя знакомка?
Чистолес
«Шу-шу-шу-у», — шумит по лесу осенний ветер. Срывает листья с берёз, осин, черёмух. Чистит лес. В лесу становится светлей. Яснее небо. Виднеются дали.
Шуршит ветер по берегам реки, качая побуревший тальник, серый хвощ, таволгу. А в воде отражаются нависшие над ней редеющие ольхи.
Ветер готовит деревья к зиме.
Д. Птахин
Плачут журавли
Под осенними лучами солнца тихо дремлет увядающая природа. Солнечные лучи уже не те, не летние, ныряют в чащу робко, зажигают кое-где росинки, падают на пожухлые травы и пожелтелые листья. Кое-где на лесных опушках огоньком вспыхивает льнянка, да изредка выбросит волосистую головку короставник.
Я брожу по лесу и не могу узнать знакомых мест: берёзки надели золотой праздничный наряд, розовеет небольшой куст бересклета, горят огнём плоды красавицы рябины.
Пытаюсь сравнить десятки и сотни цветов и оттенков. И не могу найти удачных сравнений.
Усталость берёт своё. Прилёг я на траву у берёзки, молчу, прислушиваюсь к лесным шорохам. Пахнет пряным сеном, грибами. Серые тучи зацепились за верхушки елей и никак не могут от них оторваться. Неожиданно откуда-то сверху ветер доносит трубное «грлан, грлан...». От неожиданности я поднял голову, прислушался. Никого. А через минуту снова: «Грлан, грлан...» — серебряным звоном и немного печально.
Ну конечно же, журавли!
Их продолговатый клин мелькнул в голубом оконце средь свинцовых туч. Мгновение — и журавли исчезли, а с неба опять понеслись на землю трогающие душу звуки.
Птицы улетели, а я ещё долго лежал на пожелтелой траве, думал о любимой земле. Кое-где на траве серебрятся нити паутины. Журчит ручей.
Вроде бы всё это как всегда, как обычно: и золото листвы, и прозрачный воздух, и брусника с её ягодами-рубинами. Но попробуй отними всё это такое родное и близкое, и не станет в сердце покоя, защемит его, заболит оно.
Не только людям свойственна грусть расставания с милыми сердцу краями. Плачут и журавли.
С. Багров
Улетают гуси
Берёзовый лес. Листья вверху. Листья внизу. Они светят и утром, и днем, и в потёмках. Сегодня солнце тусклее и ниже, но оно ещё греет и даже бодрит. Хорошо под его лучами.
На склоне старого лога, что круто спускается к речке, в мохнатых розовых шляпках стоят волнушки. Собирай!
Под косогором сквозь зелень кустов синеет вода. Над речкой в зарослях острой травы качает головками черный рогоз. Раздаётся испуганный всплеск. Над рогозом, над верхом кустов, над берёзовой рощей взмыло стадо гусей. Белокрылые, рослые, они поднимаются вверх — в глубину сквозного синего неба. Поднялись и летят, построившись в острый угол. Гордо летят, торжественно, величаво.
Улетают на целую осень. На целую зиму. До свидания, гуси! Мы будем вас ждать. На зеленом майском угоре. Вместе с полой водой на реке.
