Тенькает по утрам синичка, прыгает по веткам, будто провожает меня на работу.
Помню, как однажды в открытую форточку влетела к нам в тёплый кабинет синичка, стала метаться, крылышками и клювом по стеклу стучать. Урок сорвала, а дети и рады такому происшествию: галдят, спорят, как синичке помочь и как выпустить наружу.
Если вам случалось держать птичку-синичку в своих руках, наверное, помните, какой сильный клювик, какие острые и цепкие коготки у неё. Не даром говорят: «Мала синичка, да ноготок остёр».
Ребята потом сообщения делали, рассказывая, что в наших городских скверах и парках встречаются разные синички. У нас водятся лазоревка, большая синица, длиннохвостая синица (ополовник), а усатая синица (у неё на головке есть «маска» с серыми перьями, как усы) занесена в Красную книгу. Совсем редко прилетают гаичка (по-иному пухляк), гренадерка (хохлатая), князёк, московка.
Сейчас редко встретишь любителя держать дома птичек. Лучше подкармливать вольных птиц и наслаждаться их звонким пением на свободе, чем в клетке.
Можно сделать птичью столовую, и синичка будет там хозяйкой. За ней интересно наблюдать. Ни минуточки спокойно не посидит, так и вертится, и суетится, и глазком поглядывает, нет ли рядом неприятеля какого-нибудь.
Чем подкормить птичек? Конечно, семечками и какой-нибудь мелкой крупой. Если припасёте мешок семечек подсолнечника, только не солёные и не жареные), то его хватит для одной кормушки на всю зимнюю пору. В морозный день подойдёт даже кусочек сальца.
Многие писатели считают синицу символом хрупкости и уязвимости и призывают читателей заботиться о птицах. К примеру, Ариадна Жукова в своём коротком рассказе обращает внимание на внешность синички, за которой наблюдает из окошка на третьем этаже: «Какая она всклокоченная, и жалкая, и худая!» Эта фраза вызывает сочувствие и желание помочь. Через звукоподражания («Трррррр! Тррррррр!», «Пиинь! Пи-инь!») автор передаёт атмосферу происходящего на улице, мы словно слышим наяву пение синички. И художник, рисуя синиц, увлекается так, что на бумаге появляется шестьдесят синичек, но нарисованные синички, увы, не поют.
Писатель-натуралист Анатолий Онегов знакомит нас с повседневной жизнью: заготавливая на зиму еловые дрова, он обнаруживает на снегу следы неизвестной птицы и пытается выяснить, кто посетил его двор. Оказывается, это синичка среди принесённых дров находит «мороженых» короедов: « неожиданная гостья была очень красива в своём ярком наряде, да ещё на белом-белом снегу — грудка жёлтая, спинка лазоревая и чёрный галстучек по всему брюшку».
Автор размышляет, почему у него раньше не приживались воробьи и даже вороны пролетали мимо. Выходит, что и кормушки, и семена трав-сорняков их не привлекают. А всё потому, что дом стоит у самой воды, на открытом для всех ветров месте. Но синичкам двор понравился изобилием сухих еловых дров, да и доброту хозяина они оценили: угощались всю зиму «и семечками, и хлебными крошками, и даже кашей».
Признайтесь, если услышите стук по дереву, о ком подумаете? Конечно, о дятле. Об этом лесном докторе все знают! А в рассказе «Кто-то стучит» писатель П. Лесной рассказывает о том, как голодные синички выманивают стуком по дуплу диких пчёл. «Маленькие разбойницы» не уймутся, пока не насытятся.
Познакомьтесь с рассказами о синичках и узнайте об их повадках, может быть, вам пригодятся эти сведения и вы спасёте птиц от голода и холода предстоящей зимой.
Ариадна Жукова
Синички
Мороз двадцать градусов. На берёзе сидит синичка.
Как её позвать? Как объяснить ей, что в соседнем доме на третьем этаже для неё приготовлены кормушки? Как рассказать ей, что в кормушки насыпаны гречка, горох, геркулес, пшено, тыквенные и подсолнечные семечки, а на проволоку нанизано свежее свиное сало?
...И вдруг утром мы слышим глухой треск:
— Трррррр! Тррррррр! — И тонкий звонкий голосок:
— Пиинь! Пи-инь!
Синицы!
Мы подкрадываемся к занавеске.
Синичка теребит сало. Какая она всклокоченная, и жалкая, и худая!
Пятнадцать синиц из двадцати погибают зимой — от голода и мороза. В этом году суровая зима... Ешь, синичка, ешь!
Сколько синиц может прилететь к городской кормушке? Две, три, пять?
Мы так думали. Но с каждым днём синиц становилось всё больше. У нас на глазах худые печальные синички становились толстыми и круглыми.
— Какие они красивые! — сказала я художнику. — Нарисуй их!
Художник сел рисовать синичек.
Он увлёкся. За день он нарисовал шестьдесят синичек. На рисунках художника синицы ведут себя как живые: долбят зёрнышки, удивлённо оглядываются на собственный хвост, поднятый ветром.
Всё умеют делать нарисованные синички — только не поют.
— Забавные, как обезьянки! — сказал художник.
Анатолий Онегов
Еловые дрова
Зима в прошлом году была у нас крутая, крепкая. Мороз как пришёл за последней стаей лебедей, так и остался до самого февраля. Не рассчитывал я на такую ледовитую зиму — вот и подошли у меня к концу дрова.
Привезти зимой дрова дело нехитрое, но вот беда — не сразу сыщешь по этому времени сухие дрова, что жарко и споро будут гореть в печи.
Но вот дрова мне наконец привезли, свалили у дома, и стал я их потихонечку пилить, колоть и складывать в поленницу у сарая.
Выйдешь на мороз, положишь на низкие прочные козлы тяжёлое еловое бревно, проведёшь по бревну раз-другой тонкой и ловкой лучковой пилой, и останется на бревне след — отметина, какой длины отпилить чураки. Потом ещё одну отметину оставишь, а за ней ещё и ещё — вот так и поделишь бревно на ровные чураки, поделишь так, чтобы получились из этих чураков ровные, ладные поленья. Ну а потом пилишь.
Раскидаешь бревно на чураки, отложишь пилу, передохнёшь, примеришь к руке топор, поставишь чурак на чурак — и начнётся самая весёлая работа.
Дрова мне привезли сухие, колкие, без сучков. Кора по брёвнам давно покоробилась, местами даже отстала и не мешает топору разваливать чурак с одного удара. Быстро накидаешь посреди двора высокую горку звонких поленьев. Потом отгребёшь ногой в сторону кору, чтобы не мешала любоваться чистыми ровными дровами, и пойдёшь домой немного остыть после жаркой работы.
Сидишь у окна, прихлёбываешь из кружки сладкий чай, а сам представляешь, как займутся разом в печи еловые дрова, как будут потрескивать и постреливать и как потом останутся от дров жаркие угли.
А на угли смотреть всегда интересно. Они будто живые — всё время переговариваются, перешёптываются. А потом вдруг замолкнут и погаснут. Но поворошишь их кочергой — и снова они загорятся, заговорят... Весело рядом с углями...
Воображал я себе, как будут гореть в печи мои еловые дрова, и не сразу заметил, что во дворе крутится какая-то птичка. Вышел я во двор, осмотрелся — никого нет, только на снегу рядом с дровами остались тоненькие птичьи следы.
Чьи они? Может, воробьи успели попрыгать по снегу, пока я сидел дома и пил чай? А откуда им взяться? Воробьи в наших местах — птицы странные. Птенцов выводят у меня под крышей. А выведут птенцов и улетят куда-то.
Правда, по осени ещё заявятся, навестят родные места. Но это совсем потом, когда на лебеде, что растёт у меня вдоль забора, поспеют семена. Обобьют лебеду и опять скроются. Другой раз до самой весны не появятся у меня под окнами.
И что только я не делал, чтобы задержать воробьев, какие кормушки только не устраивал — всё напрасно.
Не любят воробьи мой дом осенью и зимой. И всё потому, что стоит мой дом на открытом месте, у самой воды. Ветра здесь много. Ворона, на что большая и смелая птица, и та ветер не любит.
Как задуют ветры с озера, так — жди не жди — не увидишь здесь ни ворон, ни сорок. А стихнет, уймётся на время ветер, вороны и сороки покажутся, посидят на заборе, подберут с кормушки корм, что готовил я для воробьев, и опять куда-то улетят.
Посадил я и деревья вдоль забора — и это не помогло. Подует ветер, заскулит, завоет в ветвях — воробьи и подавно разлетятся.
Как-то заглядывали ко мне осенью синички, потинькали, попищали, постучали по стёклам, даже под крышу заглянули. Как мне хотелось, чтобы остались они рядом со мной на зиму, но и они улетели, не пожелали зимовать на открытом месте.
Вот почему и задумался я: «Кто же, какие птицы заглянули ко мне в гости, да ещё посреди лютой зимы?»
Осмотрел я ещё раз всё вокруг, никого не увидел и стал убирать дрова.
Уложу в поленницу десяток поленьев, возвращаюсь за новыми. И тут повернулся я от поленницы и увидел большую желтогрудую синичку. И показалась она мне такой замечательной.
Это, наверное, всё оттого, что давно не видел я у себя в гостях никаких птиц. А может, и вправду моя неожиданная гостья была очень красива в своём ярком наряде, да ещё на белом-белом снегу — грудка жёлтая, спинка лазоревая и чёрный галстучек по всему брюшку.
Остановился я и стал ждать: «Откуда и зачем пожаловала ты ко мне в гости?»
И тут синичка скок с забора туда, где кучка еловой коры лежала, повертела головкой, что-то ухватила и обратно на забор.
Наверное, не надо было мне торопиться, но я всё-таки поторопился к кучке коры. Нагнулся, поворошил кору и увидел короеда, большого, жирного, только замёрзшего. Так вот зачем ты ко мне пожаловала — за короедами! И как только ты, подружка, догадалась, что вместе с дровами привёз я тебе угощение?
Положил я короеда на кусочек коры, отошёл в сторону и стал ждать — что будет? Улетит синичка или не побоится?
И не побоялась. Слетела с забора, повернула головку направо, налево — и скок к моему короеду. И тут же порх-порх на забор.
Так и убирали мы вместе с синичкой дрова до самого вечера — поленница моя росла, а короедов в кучке коры, наверное, убывало.
Закончил я работу, подмёл двор от щепок, а кучку коры выметать не стал — только сдвинул чуть в сторону, чтобы дороге не мешала. Вышел утром на улицу и вижу — крутятся около кучки коры уже две синички. Думал я, что и третья к ним прилетит.
Но третья не прилетела. А на следующий день и эти две исчезли.
Поискал я их вокруг и не нашёл. И снова принялся пилить на чураки сухое еловое бревно...
И почти тут же на заборе появилась синичка. А за ней другая.
Откуда прилетела первая, я не видел, а вторую заметил. Издали заметил, как подпрыгивает над сугробами в мою сторону маленький тёмный комочек. И появился он с той стороны залива, от самых кустов, что стояли среди снега редкими тонкими веточками. Выходит, прилетела ко мне синичка из леса.
Прилетела, села на забор, посидела и раньше подруги спрыгнула на снег.
К дровам сразу она не подошла — наверное, ещё не верила мне, — а стала что-то разыскивать по двору. Ну а немного погодя обе синички уже смело прыгали по горке дров, ворошили полоски еловой коры и не очень торопливо улетали от меня, когда я возвращался от поленницы за новыми дровами.
Дров на этот раз я наколол много.
Много собрал коры. И синички прыгали у меня по двору до самого вечера.
А вечером я подсмотрел — не улетели они в лес, а одна за другой шмыгнули на сеновал. Там мои гостьи и переночевали.
Утром подул ветер. Боялся я, что синички улетят. Но не тут-то было.
Только на ветру долго они не разгуливали. Попрыгают по двору, осмотрят всё вокруг — и на сеновал передохнуть, а потом снова во двор.
Вот так и остались мы вместе с синичками дожидаться конца зимы. Угощал я их и семечками, и хлебными крошками, и даже кашей. Но больше всего нравились им всё-таки мороженые короеды. Стоило мне выйти на крыльцо с пилой в руках, как мои друзья тут же появлялись на заборе около дров и с нетерпением ждали, когда я отложу пилу и возьмусь за топор.
Чтобы не заставлять синичек долго ждать, пришлось мне теперь поступать по-другому. Не стал я сразу пилить всё бревно — только размечу, а потом отпилю один чурак и сразу его расколю. А потом отпилю следующий…
П. Лесной
Кто-то стучит
Весной и летом маленькой синичке покою нет, — весь день на охоте. Гоняется за насекомыми, ищет их личинки, яйца.
Синичка жадна: уж совсем сыта,— а всё-таки ловит насекомых, чтоб только убить их. За день она до тысячи штук изведёт. И всегда весела, бойка, на месте не усидит; попискивает, как мышь: цит-цот-пинк-пин,— перелетает с места на место.
Весной и летом синичке — хорошо; сытно она живёт. А вот зимой дело плохо. Тут уж приходится всячески изворачиваться, чтобы только как-нибудь прокормиться.
Зимний день. Сильно морозит. Летала, летала синичка всюду, есть хочется, а корма мало. На ветке нашла гусеницу, прихваченную морозом, — съела. Из трещины в древесной коре вытащила куколку — расклевала её... Нет, всё-таки еда плохая! Голодно!..
К дуплистому дереву подлетела, насторожилась и стала прислушиваться, что делается в дупле. Гудит кто-то там... Да это пчёлы!.. И синичка стала ударять клювом по стенке дупла: тук-тук-тук...
Подолбит, перестанет, прислушается. А пчёлы гудят всё громче и громче.
На дворе мороз, но в дупле всё-таки тепло. На ячейках сотов сидят дикие пчелы в оцепенении, тесно прижавшись друг к другу. Другие пчёлы ползают по улью, едят.
Но что это за стук раздаётся снаружи? Пчёлы встревожены. По всему улью раздается недовольное жужжание. Кто смел нарушить покой пчелиного роя?
И пчёлы поспешно пробираются к трещине ― летку, открывают его и выползают из дупла...
Синичка терпеливо постукивает по стенке улья, насторожилась и ждёт.
И вдруг...
Ага! Услышали таки, наконец, её стук... Из летка показалась первая сердитая пчела...
Только этого и ждала синичка. Она быстро схватывает пчелу клювом, зажимает лапками и жадно начинает расклевывать её.
А из летка выползают ещё пчёлы, и синичка хватает их одну за другой и расклёвывает их...
Но пчёлам холодно на морозе. Да и стук перестал. Поспешно прячутся они в улей, и гудение в улье затихает...
Но синичка ещё голодна... Она снова садится около летка и начинает стучаться в улей: тук-тук-тук... Выходите сюда, синичка ещё голодна!.. И та пчела, которая первая высунется на этот стук из улья, тотчас же попадает в клюв маленькой разбойницы...
Литература
- Онегов А. Еловые дрова / Мурзилка. — 1974. — № 2.
- Лесной П. Кто-то стучит / Мурзилка. — 1928. — № 1.