Нам знакомы писатели, кто вдвоём написал повести и романы, например Белых и Пантелеев, Ильф и Петров, братья Стругацкие. Но вот чтобы художники составили трио! Это уникальный случай.
Из своих фамилий художники Куприянов, Крылов и Соколов составили группу карикатуристов под названием КУ-КРЫ-НИКСы. Всем известны их карикатуры, шаржи, эскизы театральных декораций, плакаты, иллюстрации и живопись. Читатели воспринимают многих героев произведений Чехова и Горького через иллюстрации Кукрыниксов. Мировую славу принесла художникам работа в области политической сатиры. Их отличает точность наблюдений и неистощимая сатирическая фантазия.
На второй день вероломного нападения фашистской Германии на СССР в Москве был отпечатан их плакат «Беспощадно разгромим и уничтожим врага!». Художники числились в списке главных врагов Гитлера. Именно Кукрыниксы были откомандированы на Нюрнбергский процесс и сделали шаржированные зарисовки подсудимых ― фашистских преступников.
До своего объединения в Кукрыниксы художники жили отдельно Ку, Кры и Никсом! Как же прошли их детские годы? Как они выбрали свой жизненный путь?
Наверное, много общего было у трёх совсем разных юношей из разных городов России, что позже повлияло на их творческий союз. Во-первых, их объединила замечательная эпоха. Молодая республика дала добрых наставников, отправила на учёбу в Москву. Во-вторых, у каждого из художников в детстве и молодости были памятные встречи с искусством.
Михаил Васильевич Куприянов (1903-1991) детство своё провёл в маленьком городке Тетюши, что на берегу Волги, между Казанью и Ульяновском. К реке спускалась узкая деревянная лестница с перилами и площадками. Не так-то просто подняться по лестнице в семьсот ступеней. А мальчишки и Миша любили бегать по ней вверх и вниз. Ещё им нравилось встречать и провожать пароходы, по гудкам угадывать названия. Пароход покидал пристань, и дети возвращались к прежним занятиям: купались в реке, ловили рыбу, катались на лодках. Вот почему художник Куприянов любил писать пейзажи с водой, лодками, баркасами.
Он рано начал рисовать. Школьный учитель рисования брал его на этюды. Мальчик решил стать художником во что бы то ни стало: ходил в местный музей, подолгу стоял перед работами Кустодиева, не вылезал из библиотеки, изучая творчество выдающихся живописцев. Когда в городке открылась выставка работ самодеятельных художников, Михаил представил на неё пейзаж, сделанный акварелью, и получил первую премию.
В начале 1920-х годов Михаил нанялся рабочим на угольные шахты Туркестана. Добирался целый месяц, ехал в товарных вагонах, голодал. В Ташкенте его зачислили в горный отдел. Когда узнали, что он имеет способности к рисованию, порекомендовали в местную художественную школу-интернат.
Осенью 1921 года нескольких ребят и Михаила в том числе отправили в Петроград в Академию художеств. По пути сделали остановку в Москве. Товарищи, приехавшие из Ташкента раньше, уговорили в Петроград не ездить, а попытаться поступить во ВХУТЕМАС. Михаила приняли без экзаменов, по представленным работам, на графический факультет ВХУТЕМАСа.
Он занимался на литографском отделении. Темой его дипломной работы были шаржи на различных деятелей искусства. Все шаржи были сделаны в разных литографских техниках: асфальт, размывка. На защите присутствовал А. Луначарский. Посмотрев на изображавший его шарж, он улыбнулся.
Душой литографского отделения был Николай Николаевич Купреянов, увлечённый искусством автолитографии. Он добивался свободного рисунка, экспериментировал, стремясь передать в литографии свободную технику акварели. Профессором рисунка был Пётр Васильевич Митурич. Всё, что рисовал на улицах, бульварах, в поездах во время летних каникул, юноша показывал Петру Васильевичу и был счастлив, когда строгому художнику что-нибудь из работ нравилось.
Однажды Михаил увидел стенгазету ВХУТЕМАСа, в которой были и карикатуры. Рисовал их незнакомый ему в то время Порфирий Крылов. Подружились и стали рисовать вместе, подписываясь то Крыкуп, то Кукры.
В семье Порфирия Никитича Крылова (1902-1990) было шесть детишек, мебели почти никакой, спали все на полу, а целые дни проводили в засеке за патронным заводом на окраине Тулы.
Однажды, убежав от ребят, Порфирий увидел около домика лесника на берегу небольшого ручейка, возле плетня пчельника, троих человек. На коленях у них лежали небольшие открытые ящики. Они рисовали красками. Впервые мальчик увидел живых художников. Особенно заинтересовал высокий важный человек с бородой и усами, в пенсне. Он ударял по картоночке зелёной краской, получались трава, кусты, после чего чёрной и коричневой красками проводил линии сверху вниз, затем в сторону, и получались деревья.
С того дня Порфирий стал бредить красками. Ему очень хотелось стать художником.
Как-то попал в руки красно-синий карандаш, и, став его владельцем, он уже с ним не расставался и часами рисовал на бумаге: красной стороной — землянику, синей — точки на ягодах и листья.
С десяти Порфирий пробовал писать акварелью. Отец, токарь патронного завода, в день получки принёс ему масляные краски и щетинные кисти. Трудно передать, как осчастливил сына отцовский подарок. Он несколько раз просыпался ночью, отвинчивал у тюбиков головки и с огромным наслаждением вдыхал запах масляных красок.
На другой день мальчик пробовал писать подаренными красками, но его постигла неудача: он разводил их подсолнечным маслом, они текли и оставляли на бумаге жирные пятна. На помощь пришла дальняя родственница, её братья были художниками. Она посоветовала бумагу покрыть проклейкой и дать высохнуть, после чего уже писать красками. Работа стала налаживаться. Порфирий копировал с открыток, с рисунков из хрестоматий, с журнальных картинок. И дома и в школе его стали называть «наш художник».
В 1919 году Порфирий Крылов поступил на патронный завод кладовщиком- инструментальщиком. Там с группой товарищей он решил создать свою изостудию. Занятия велись в специальном помещении пушечно-гильзовой мастерской. Принесли в студию разного рода реквизит для натюрмортов, завком заказал мольберты.
Руководитель Григорий Михайлович Шегаль был честным и принципиальным художником, учил глядеть цельно, терпеть не мог безвкусицы и пестроты, умел вовремя похвалить.
В 1921 году Порфирий получил от Тульского отделения союза металлистов командировку в Москву для продолжения образования. Захватив с собой папку с рисунками и акварели, отправился поступать на живописный факультет ВХУТЕМАСа. Попал сразу же на второй курс — в мастерскую Осмёркина.
Александр Александрович был великолепным педагогом, чудесным человеком. Он благоговел перед хорошей живописью и отлично читал на память пушкинские произведения.
Третьим учителем Порфирия был Шевченко. Александр Васильевич, внешне очень сдержанный, был требовательным педагогом. Он чаще «разносил», чем хвалил, не терпел неряшливости, высоко ценил культуру письма. В мастерской Александра Васильевича юноша по-настоящему полюбил акварель, и именно его советы помогли ему овладеть этим видом живописи. В этой же мастерской он защитил диплом.
После поступления во ВХУТЕМАС Порфирию показали студента Мишу Куприянова, заведовавшего тогда отделом сатиры и юмора в институтской стенгазете. Запомнилась высокая фигура с пышной «художнической» шевелюрой, в шинели и обмотках. Познакомились и сошлись позже, когда он, оправившись после сыпного тифа, вернулся из больницы. После тяжёлой болезни шинель висела на его плечах как на вешалке. Подружившись с Куприяновым, они стали делать совместные карикатуры не только для стенгазеты, но и для профсоюзных журналов. В 1923 году к ним присоединился Николай Соколов.
Николай Александрович Соколов (1903-2000) больше всего в детстве любил лошадей. И когда делал первые попытки рисовать, то для этого выбирал лошадей. В девять лет у знакомого врача мальчик увидел большую книгу о художнике Валентине Серове, написанную Игорем Грабарём. На всю жизнь запомнил её и особенно маленький рисунок «Иверская» с четвёркой понурых лошадей, набросанных простой карандашной линией. В это же время Коля впервые попал в Третьяковскую галерею, где его поразили картины Серова, «Казнь стрельцов» Сурикова, «Не ждали» Репина, «Ярмарка» Петра Соколова, рисунки Федотова.
Мальчику было одиннадцать, когда к ним домой пришёл в гости «живой» художник, скромный молодой человек лет двадцати. Мать показала ему рисунки и акварели сына.
Пока он рассматривал их, Коля с жадностью рассматривал художника. А лет через пятнадцать судьба вновь столкнула его с этим человеком. Это был Борис Владимирович Иогансон.
Весной 1920 года семья из Москвы переехала в Рыбинск, на родину матери. Здесь юноша получил работу в Управлении водного транспорта. Недалеко от дома увидел афишу «Студия ИЗО Пролеткульта». Кроме копий с открытки Айвазовского «Девятый вал» и с картин Шишкина никаких работ больше не было. По этим копиям нельзя было определить, на что он способен. Эго первое настоящее задание побудило писать акварелью. Сделал с натуры угол коридора в квартире родственника, где разместилась семья, и двор. С этими работами он отправился в студию ИЗО к её руководителю — художнику М.М. Щеглову. Михаил Михайлович принял радушно и предложил начать заниматься.
В 1923 году Николай поехал в Москву подавать документы во ВХУТЕМАС. Сначала был экзамен по рисунку. Рисовать пришлось гипсовую голову. В мастерской появляются двое — один пожилой, с большой бородой, высоким лбом, в серой толстовке; другой — молодой. Они медленно ходят между досок. Эти двое незнакомцев подошли к рисунку Николая, о чём-то поговорили, и бородатый сказал, что ему понравился рисунок, что он будет выделяться на экзаменационной комиссии.
Когда бородатый и молодой пошли дальше, коллеги по экзамену стали спрашивать Николая, что ему сказали эти люди. Он повторил отзыв бородатого. И тогда только молодой человек узнал, что к нему подходил Фаворский, ректор ВХУТЕМАСа.
Познакомился Николай с Кукрами после того, как получил разрешение переехать в студенческое общежитие на Мясницкой. Он обратил внимание, что всегда заставал Порфирия Крылова с кистью в руке перед этюдником или мольбертом. Даже беседуя с кем-нибудь, он на клочке бумаги рисовал какие-то маленькие красивые натюрморты, цветы, пейзажи или портреты. В комнате почти всегда стоял какой-нибудь натюрморт или висел фон из тряпки для портрета. Можно было подумать, что у Крылова правая рука имеет шесть пальцев и шестой — это кисть.
В 1925 году из комнаты Николая, рассчитанной на четверых, выехал жилец. Вечером, узнав о свободном месте, зашёл Куприянов и получил разрешение переехать. Стал бывать у них и Кры. В углу этой комнаты студенческого общежития, за маленьким неказистым столом, под свисавшей с потолка лампой с железным абажуром художники начали работать втроем: обсуждали тему, разрабатывали черновики и затем совместно выполняли рисунок. Так и возникли «Кукрыниксы».
В то время они не думали, что будут трудиться втроем всю жизнь. Но с первых дней содружества каждый увидел пользу и интерес в коллективе. Если бы кто-либо тяготился совместной работой, коллектив давно перестал бы существовать.
Первые совместные рисунки появились на страницах журналов «Комсомолия», «На литературном посту», «Прожектор», «Рабоче-крестьянский корреспондент», «Безбожник у станка», газета «Комсомольская правда». Особо стоит выделить журнал «Крокодил», с которым связаны долгие годы сатирической работы художников, и многолетнее сотрудничество в газете «Правда».
Работая в этих изданиях, Кукрыниксы следовали принципами, которые были выработаны ими ещё во вхутемасовской стенгазете. Доверие друг другу. В неудаче общей работы есть вина каждого, и, наоборот, общая удача — большая личная радость. Здесь нет места для болезненного самолюбия по принципу: «Моё лучше».
Случаются, конечно, и творческие споры, но они не нарушают единодушия в работе. Любой такой спор решается с карандашом в руке. Допустим, идёт обсуждение очередной темы, и одному кажется, что его предложение лучше. Тогда ему говорят: возьми и нарисуй, как ты это себе представляешь. Когда рисунок готов, все вместе его обсуждают и могут сказать: да, надо именно так делать. Или, наоборот: нет, это неубедительно потому-то и потому-то. Обиды здесь не может быть. Художники привыкли верить товарищам как самому себе, друг у друга учиться и помогать. Это объединяет лучше всего.
Как Кукрыниксы работают над карикатурой? В мастерской обсуждаются все варианты, выбираются наиболее интересные предложения, иногда совмещаются отдельные детали разных вариантов. Черновые эскизы делает каждый. Потом наилучшее решение кладётся в основу. Рисунок может переходить из рук в руки, пока не станет удовлетворять всех. Работа над картиной происходит так же: эскизы делает каждый, картину пишут втроем, переходя от одного места к другому, меняясь местами, часто позируя друг другу.
В коллективе не было разделения труда. Не было того, что один рисует только головы, другой мастер по туловищам, а третий приделывает руки и ноги. Каждый должен уметь всё. Иногда один даст очень много, а другому в тот раз ничего не придёт интересного в голову, зато в следующий раз будет наоборот. Случается, что и все трое работают с одинаковым успехом.
Какой жанр больше всего по душе Кукрыниксам? Большое место в жизни художников занимает то, с чего они начали,— газетная карикатура. Газета требует быстрого отклика на важнейшие события дня. У художника мало времени для разработки темы и создания рисунка. Он должен с предельным лаконизмом, изобретательностью и сатирической остротой раскрыть в своём рисунке существо того или иного события.
Некоторые из картин Кукрыниксов имеют две даты: созданные когда-то, они не удовлетворили художников и заставили снова вернуться к ним, чтобы полнее, точнее передать замысел.
О том, как написан знаменитый портрет самих Кукрыниксов, они рассказывают с непревзойдённым юмором, обилием деталей.
КУКРЫНИКСЫ
Натурщики Павла Корина
— Хочу написать портрет вас троих,— сказал нам как-то Павел Дмитриевич Корин.— Как вы?
Мы, разумеется, согласились.
— А позировать будете? Я ведь пишу долго, а после двух инфарктов ещё дольше буду... Уж больно вы разные.
И вот он у нас в мастерской. Первые сеансы начались с набросков. Павел Дмитриевич попросил Куприянова сесть в любой удобной для него позе.
— Сейчас для меня,— объяснил он,— неважно, как ты сядешь. Я только посмотрю...
Куприянов сел у стены в обычной для себя позе — ногу на ногу, руки в карманы, весь немного откинулся назад. Корин стал разговаривать с нами, но, поглядывая на Куприянова, что-то чертил в блокноте. Через некоторое время он предложил Соколову сесть рядом с Куприяновым. «Для размера»,— добавил он.
— Тебя,— обратился он к Соколову,— я рисовать сейчас не буду, можешь сидеть как хочешь. А ты, Михаил Васильевич (это он к Куприянову), посиди пока так, как сидел.
Зная, что художник его не рисует, Соколов сел, не думая о том «как». Но минут через десять, когда он решил изменить положение, в котором сидел, Корин остановил его:
— А посиди-ка ты так, как сидел.
Соколов выполнил просьбу художника и спросил Павла Дмитриевича:
— А когда же вы нас усадите в нужную вам позу?
— Это потом,— глядя на свой набросок, ответил Корин.
Так, в разговорах, не «позируя», мы провели первый сеанс. Второй день прошёл, как и первый. Корин сделал ещё один набросок.
Вероятно, решили мы, когда нас будет трое (Крылова в те два дня не было), Корин начнет нас компоновать. Но наше предположение не оправдалось. Сделав два наброска, Павел Дмитриевич отодвинул холст от стены и стал примеряться, глядя то на наброски, то на холст.
— Павел Дмитриевич,— спросили мы художника,— вы решили писать нас так, как мы случайно сели?
— Вы,— последовал ответ,— не случайно сели, а как вам каждому привычней. Я всех так пишу; это и непосредственнее, и более характерно.
Удивленные, мы, вернувшись домой, рассказали об этом Крылову.
На следующем сеансе мы были уже втроём. Корин не знал о том, что мы делились с Крыловым впечатлениями о предыдущих сеансах. Он предложил Крылову сесть слева от Соколова, тот выполнил указание и стал что-то рисовать карандашом на бумаге. Корин сделал один набросок, другой... Видим, он чем-то недоволен. И вдруг говорит:
— Нет, что-то не то. Ты, Порфирий Никитич, выпадаешь. Другой какой-то... Попробуй сесть иначе, проще.
Снова набросок, опять не то. Мы догадались, что, рассказав Крылову об особом подходе Корина к натуре, тем самым помешали работе художника и поведению натурщика. Впрочем, вскоре всё уладилось, Корин нашёл положение Крылова в общей композиции и перенёс её на холст. А на холсте началось всё сначала. Позы остались прежние, но художник стал рисовать углём с натуры всё заново и уже объёмно, цветно. И ещё одна деталь, вызывавшая у нас удивление: художник мерил сантиметровой линейкой высоту лица каждого из нас и установленный размер точно переносил на холст.
Уже на холсте, когда и Куприянов, и Соколов были окончательно нарисованы углём, Корин не был удовлетворён позой Крылова, особенно положением рук и ног. Наконец решение было найдено, рисунок побрызган лаком. Павел Дмитриевич начал писать Куприянова маслом. Работал упорно, но без суеты, подолгу вглядываясь в натуру. Сеансы длились от двух до пяти часов. В основном в работе участвовали пять красок: белила, чёрная, жёлтая, красная и синяя.
Портрет писался с фоном. Павел Дмитриевич просмотрел пачку наших плакатов «Окна ТАСС» и отобрал то, что его устраивало. Надо сказать, что он с самого начала задумал наш портрет на фоне сатирических плакатов военного времени.
— Ведь вы,— сказал он нам,— в первую очередь художники сатиры. Такими я и хочу вас показать.
Корин использовал в портрете три наших плаката: «Клещи в клещи», «Два котла» и «Громовой удар».
На одном из сеансов, когда Павел Дмитриевич заговорил с нами о работе художника, мы услышали от него такие слова:
— Великое дело для каждого из нас — труд. Без него ничего не выйдет. Я ведь стал художником благодаря труду, а не таланту, которого, я считаю, у меня не было.
Мы знали, что говорит он об этом искренне, ибо действительно был скромного мнения о своих творческих достижениях. Хотя он был не только неутомимым тружеником, но и талантливым художником, чьи произведения по праву вошли в сокровищницу советского изобразительного искусства. И очень больно, досадно бывает порой, когда услышишь от какого-нибудь молодого творческого работника такую нелепую и вредную мыслишку, что, дескать, всё решают талант и вдохновение. Нет, нет и ещё раз нет. Не может быть ни таланта, ни вдохновения без кропотливого труда. А история живописи очень ясно, как, быть может, никакая другая история, свидетельствует о том, что самые яркие дарования, если их развитие не подкрепляется упорнейшей работой над собой, над каждым произведением, безвозвратно гибнут.
Литература
- Кукрыниксы знаменитые и неизвестные из цикла" Шедевры музейных коллекций". Каталог. Сост. Погодин В., Греков В. - М.: Изд-во Школы акварели Сергея Андрияки, 2018.
- Кукрыниксы: Графика 1941-1945. - М.: Мещерякова ИД, 2006.
- Кукрыниксы. КУ-КРЫ-НИКСЫ. Втроём. Натурщики П. Корина / Юный художник. - 1981. - №8-9.
- Мастера советской карикатуры. Кукрыниксы. - М.: Издание "Крокодила", 1961.
- Соколова Н. «Кукрыниксы». Иллюстрации - Кукрыниксы. - М.: Советский художник, 1955.