Читая гоголевского «Тараса Бульбу», мы невольно обращаем внимание на иллюстрации, сопровождающие текст.
Чаще всего запоминаются образы, созданные мастером книжной графики Евгением Кибриком (1906—1978). В своих воспоминаниях художник рассказал, как он начинал свой путь, почему в 1944 году обратился именно к повести «Тарас Бульба».
Детские и юношеские годы он провёл на Украине, в небольшом городке на Южном Буге — Вознесенске, мальчик был погружён в книги и рисование. Источником сведений о мире искусства для него были иллюстрированные журналы, воспроизводившие цветные репродукции картин.
В восемь лет мальчик очень похоже срисовал портрет Горького. Отец сказал в шутку, что сын поедет учиться в Петербург в Академию художеств, когда вырастет. Весной 1925 года юноша решал, куда поехать учиться, и выбрал Ленинград. Будущего художника привлекали люди и их портреты. Пейзажи он рисовал гораздо реже.
До работы над книгой Гоголя Кибрик рисовал иллюстрации к «Кола Брюньон» Ромена Роллана и «Тилю Уленшпигелю» Шарля де Костера. Впечатлённый увиденным во время поездки в разрушенный Сталинград, художник отправился в Гослитиздат. Он признавался, что для него всегда было проблемой найти себе книгу по характеру. Нужно что-то такое, что отвечало настроению и времени. Заведующий художественной редакцией Николай Ильин предложил ему иллюстрировать «Тараса Бульбу». По признанию Кибрика, это было точное попадание в цель. Предложение давало возможность создать работу, созвучную осени 1943 года.
Война помешала художнику поехать в те места, где была Запорожская Сечь, и тогда ему пришлось полагаться только на интуицию и воображение. Южная Украина — его родина, и он с детства помнил ковыльную степь. Принял решение строить иллюстрации на характерах, образах героев, главных конфликтах. Основными стали сюжеты Сечи, героический дух повести — это соответствовало его настроению в дни войны и перекликалось с современностью.
Остап, мужественно идущий во главе запорожцев на казнь, напоминал иллюстратору о казни Зои Космодемьянской. Тараса, горюющий об Остапе, был схож с теми, кто горевал о своих близких, погибших или пропавших без вести. И речь Тараса перед казаками, и сцены боя, и смерть его — всё связано с войной.
В дореволюционных иллюстрациях сыновья Тараса не входили в круг интересов художников, их привлекала история Андрия и прекрасной полячки. Евгений Кибрик хотел показать мужественных людей, их яркие характеры, психологически точные портретные особенности. Он сделал множество подготовительных рисунков с типичных украинцев, позировавших ему.
Остап обладал, по мнению мастера, характером твёрдым, упрямым, непоколебимым, Андрий страстный, нервный, способный потерять голову в порыве увлечения.
«Я видел его красивым, узколицым, с большими серыми глазами, густыми чёрными ресницами. Глазами, которые могут загореться в пылу боя или влюбленности. У Остапа же глаза матово-чёрные, под широкими чёрными бровями. Весь он — сила молодая, но уже сложившаяся, несклонная к изменениям, а Андрий изменчив, порывист даже в спокойные минуты», — размышлял художник, отыскивая смысловые подсказки в тексте Гоголя.
Сложно давался художнику образ Тараса, когда он иллюстрировал момент его казни. Тяжёлый, грузный, висящий на цепях, с руками, прибитыми гвоздями к дереву, у подножия которого разведён огонь, Бульба имел положение жалкое, униженное. Но его дух был сильнее страданий. Герой не страшился мучительной смерти. Всей душой он со своими товарищами, изо всех сил крикнул им сверху, куда бежать. Рисунок Тараса имел успех на первой после войны всесоюзной выставке 1946 года.
Нельзя не отметить, что в послевоенные годы, когда уже вышло издание повести Гоголя с рисунками Кибрика, он занялся иллюстрированием «Героических былин». В его мастерской лежали старинное оружие и костюмы, среди его натурщиков были борцы-тяжеловесы, цирковые атлеты, чьи фигуры поражали своими размерами.
Но найти подходящую «богатырскую» пластику, чтобы передать немыслимую, сверхчеловеческую силу богатырей, не удавалось. Художник обращал внимание на конкретные детали: «...А палица его сорока пуд...». Разве сорокапудовую палицу может поднять человек обычного телосложения! Люди с такой силой даже двигаться будут по-иному.
А под стать богатырям должны быть и кони! Это должны быть тяжёлые кони, способные нести на себе многопудовых всадников. Художник приходил в конюшни Тимирязевской академии, где находились кони многих пород, чтобы рисовать лошадей, бывал в Третьяковской галерее и Русском музее и перерисовывал скульптуры, изображающие лошадей.
На одном из рисунков живописца мы можем увидеть лошадь, летящую по воздуху «выше дерева стоячего, чуть пониже облака ходячего», а снизу, под нею, в обратную сторону летит стая гусей. Сопоставление летящих в разном направлении предметов придало фигуре коня особую значительность: она словно вырастает, возвышаясь над пейзажем.
Фоном для большинства фигур стало небо. И тогда художник принялся рисовать небо на рассвете, на закате, полуденное, грозовое, научился разбираться в разных видах облаков, которые плыли по небесному своду. Изобразить облака невероятно трудно, их форма из-за ветра изменчива и пластична.
Ещё интереснее было рисовать поле, вспаханное сохой Микулы Селяниновича. Лёжа на земле, художник долго рисовал вспаханное поле под Москвой, пока ему удалось найти то, что нужно.
По мнению Евгения Кибрика, самым главным для него были образы богатырей, различающихся и по характерам, и по социальной принадлежности. Микула Селянинович — крестьянин, пахарь. Алеша Попович — сын попа, молодой, хвастливый, хитрый. Добрыня Никитич — благородный, прямодушный боярский сын. Святогор — старший богатырь, наиболее сказочный, фантастический, непомерной величины.
Илье Муромцу иллюстратор посвятил целый цикл былин, вышло почти жизнеописание героя. Былинный богатырь, созданный мастером, олицетворял русский характер, русский дух, и потому в нём не угадывались татарские черты, укоренившиеся в русской внешности после татарского ига. Евгений Кибрик придерживался васнецовской трактовки Ильи Муромца.
Безусловно, трёхлетняя работа над иллюстрациями к «Героическим былинам» была продолжением патриотической темы, заявленной художником ещё в «Тарасе Бульбе». Эти два издания объединил своеобразный эпический мир, в котором всё гармонично связано, всё живёт по своим, присущим только им законам.