С 2022 года 8 июля отмечается День семьи, любви и верности. Праздник молодой, но очень добрый, "ромашковый", летний.
По этому случаю поговорим о семейных отношениях.
Как трудно порой понять запросы своего ребёнка, особенно когда он умело манипулирует взрослыми. И как нелегко найти приемлемую меру во взаимоотношениях, чтобы настоять на своём, убедить отвергнуть неразумное с точки зрения смысла.
Маленький человек распознаёт манеру поведения взрослых, наблюдает за их отношениями к друг другу и подражает тому, что видит. В общении он может проявить себя в разных ролях: быть рассудительным, как «старичок», говорить наставительным тоном, как мама, требовать, как папа, капризничать, как младшая сестрёнка или братик.
Но достигать понимания с окружающими ему будет трудно. Ведь мир не замыкается только на семье. Есть ещё внешний мир: родственники, соседи, знакомые и незнакомые люди, которые встречаются на улице, в транспорте, магазине и в прочих местах.
Рявкнуть или шлёпнуть, пообещать награду или напугать расплатой, когда ребёнок ведёт себя в публичном месте нехорошо, — это не дело. Тут надо набраться терпения и настойчивости, а не передоверять решение проблемного поведению телефонному гаджету, который отвлечёт ребёнка игрой, звуковым контекстом. Дети и в хорошем, и в плохом следуют примеру своих родителей, подражая им.
Беседуя с ребёнком, нужно рассказать и оказать на примерах необходимость уважать чужие интересы и уважать самого себя, что не позволяет поступать дурно («Ты ведь хороший. А хорошие люди так не делают» или «Ты поступил неважно, потому что не знал. Больше ведь никогда так не поступишь»).
Доброжелательность, соблюдение условностей облегчает взаимопонимание. Взрослый человек знает непреложные, неписаные правила поведения, а ребёнок ещё нет. Но все люди живут в самой непосредственной взаимозависимости, совместно, значит надо с уважением и пониманием относиться друг к другу: проявлять чуткость, внимательность, быть деликатным, предупредительным, сдерживать свои обещания, оберегать не только свой, но и чужой покой и не нарушать дистанцию.
Мелочи могут омрачать настроение, влиять на поведение. Нормальное поведение и общение избавляет нас от потери времени, лишнего нервного напряжения.
Педагог Василий Семёнович Голышкин был участником первых пионерских отрядов, вожатым, много общался с разными ребятами, занимался поисковой работой, устанавливая имена юных героев-партизан, помогал подросткам найти своё призвание в жизни. В годы войны, когда он ходил в разведку, ему очень пригодились знания следопытской науки, которую писатель постиг, будучи участником военных игр. В послевоенное время он работал в пионерской газете, на пионерском радио. Реальные истории из школьной жизни, семейного и дружеского общения служили источником для рассказов и сказок.
К сожалению, скупые сведения о жизни и творчестве писателя оставляют много вопросов. Но мы обратимся к коротким рассказам, объединённым названием «Весёлая семья».
В первой истории герой с богатой фантазией находит «счастливую точку», которую трудно угадать, но можно похвастаться перед взрослыми своей находчивостью. В другом рассказе родители угадывают, чего хочет их сын Димка, у которого семь пятниц на неделе, а желаний сиюминутных множество. Это чудо что за родители, хотя сын-то растёт эгоистом. Возможно, он тоже поймёт когда-нибудь, как трудно жить в одиночестве, если зазнаваться и думать только о себе. А пока героиня третьего микрорассказа вовремя решила исправиться, и помог ей в этом «второй» день рождения. А вот Маше-плаксе из четвёртой истории пришлось понять метод противоречий, чтобы сделать правильные выводы и перестать лить ручьи слёз по любому поводу.
Маленькие, прямо «малышовые» рассказы помогают обнажить дурное поведение детишек и мягко, ненавязчиво подвести к верному выходу из тупиковой ситуации, созданной самим ребёнком. Очень поучительно!
А пятый рассказ о семейной идиллии кажется очень современным, потому что выручать чадо приходится по вечерам или ночам, когда неожиданно выясняется, что в школе задали нерешаемую задачку, трудное сочинение, поделку и прочее. И вся семья оставляет свои вечерние дела и бросается на помощь. Часто задачка, которую решила мама, решается иначе, гораздо проще, а в сочинении, написанном папой, находятся какие-то очень книжные слова, несвойственные лексикону ребёнка. По поделку и не говорим, её нужно отправлять сразу на выставку.
В общем, читайте с удовольствием!
Василий Голышкин
Весёлая семья
Счастливая точка
Пришли гости и стали хвастать. Кто — чем. Мне хвастать было нечем. Вдруг меня осенило: «Часы!» Они у меня выпали из рук. При заводе.
— Вот, — сказал я, — часы.
— «Ракета», — определил кто-то.
— Не в том дело, — сказал я, — они у меня выпали из рук. При заводе.
— Ну и что.
— Ну и ничего, идут!
— Подумаешь, — сказал кто-то.
Меня вроде вскипятили.
— Что значит «подумаешь». Урони свои, а потом говори: «Подумаешь...» Со второго этажа... На асфальт...
Это произвело впечатление. Но не надолго. Кто-то спохватился и вспомнил, что ронял часы с третьего этажа. Кто-то как будто уронил даже с четвёртого. На шестом этаже фантазия иссякла. Я подумал: «Ну, всё». Однако, нет. Один гость долго краснел и вдруг признался, что был высотником. Строил МГУ.
— Ну, и что? — неосторожно спросил я.
— Идут, — сказал он и отвернул левый рукав.
Тут вдруг позвонили. Я открыл дверь и спросил, кого надо.
— Не знаю,— сказал незнакомый мужчина, — я шёл мимо...
В руках у него что-то блеснуло. Что-то вроде металлической баранки на кривых ножках. Я подумал, может ненормальный? Но он протянул баранку и спросил.
— Не ваш?
— Не наш, — сказал я, разглядев будильник. — Наш целый.
— Я думал ваш, — сказал мужчина, — от вас выпал.
Я схватил будильник и побежал в комнату.
Возле окна стояла Алёнка. Она едва доставала до подоконника. Глаза у неё светились страхом и надеждой. Увидев будильник, она оживилась.
— Я его, как «трах»...
Потом спросила.
— Идут?
Я хотел заорать, но сдержался. Высотник посмотрел на часы и сказал, что ему пора. Другие тоже ушли.
Мы остались с Алёнкой. Она ждала ответа.
— Видишь ли, — сказал я, — дело не в том, откуда им выпасть. Дело в том, как упасть.
— А как надо?
— На счастливую точку. У всех часов есть. Только угадать трудно. Знаешь, сколько переколотишь, прежде чем...
Перехватив Алёнкин взгляд, я умолк. Алёнка внимательно смотрела на мою «Ракету». Я пожалел, что нам не дали квартиру на первом этаже.
Чего хочет Димка?
Мама чего захочет, сейчас к папе: купи того, купи другого. Папа маме не отказ. Хоть жмётся, а покупает и то и другое...
Если маме можно, почему Димке нельзя? Но мама знает, чего хочет, а Димка нет. Вдруг решил, что ему нужна лягушка.
— Почему лягушку?
— Чтобы квакать.
— Для чего квакать?
— Димку в школу будить.
Вон оно зачем, оказывается. Кое-как отговорили. Дом, мол, не болото. А без болота лягушке в доме не житье. К тому же, лягушки по утрам не квакают. По утрам петухи поют. Димке сейчас же петуха захотелось.
— Нет петуха.
— Где же он?
— Зажарили и съели. Жди, когда в животе запоёт.
Димка вроде бы и не поверил. А сам, между тем, весь вечер к животу прислушивался. Вдруг жареный петух, в самом деле, запоёт.
В зоопарк пошли. В зоопарке Димке крокодила захотелось.
— А где держать будешь?
— В ванне.
— В ванне опасно.
— Почему?
— Перекусить может.
— Как перекусить?
— Пополам. Тебя, меня, маму. Любого, кто на зуб попадёт.
— И кошку?
— И кошку.
Димке почему-то больше всех жалко кошку.
— Я её Серёжке отдам.
— А нас кому отдашь?
— Никому.
— Но ведь перекусить может.
— А железо?
— Что железо?
— Железо перекусить может?
— Железо не может.
— Тогда я вас в клетке держать стану.
И за то спасибо. Клетка, если прочная, в данном случае вполне подходящее убежище.
К сожалению, крокодилами в зоопарке не торговали.
Димка был искренне огорчён.
Домой ехали в такси. Димке захотелось «Волгу».
— Зачем тебе «Волга»?
— Гудеть.
— В городе сигналы запрещены.
— А я потихоньку.
На целую «Волгу» денег не хватило. Пришлось один автомобильный гудок купить. С тех пор никто из нас на работу не опаздывает. Не потому что не просыпает. А потому, что заснуть не может. Димкин гудок мешает. Только засыпать начнем, вдруг «И-и-иии».
Сразу проснёмся и по комнате мечемся, спасаясь от автомобиля. Потом сообразим, конечно. Да что толку?
Спать уже некогда. Пора на работу. Как дальше жить — не знаем. Единственная надежда, что Димке чего-нибудь другого захочется.
Второй день рождения
Дочке в приятелях не везёт. Пригласили Мишу.
— Не хочу с ним дружить. Он рыжий.
Вот тебе и раз. Что же ему теперь, перекрашиваться?
Колю позвали. Не хочет и Колю. Он, оказывается, свистун.
Какая воспитанная. Свиста в доме терпеть не может.
Потому, значит, и прогнала. Оказалось, совсем не потому. Коля умеет свистеть, а она — нет. У неё изо рта вместо свиста, шип вылетает. Позавидовала Коле и не стала с ним водиться.
Лизу даже на порог не пустила.
— Почему? — спрашиваю.
— Мы вчера в прятки играли, а она меня сразу нашла.
— Ну, раз тебе никто не нужен, оставайся одна. Посмотрим, как жить будешь.
— Хорошо жить буду.
— Увидим.
Одна осталась. Вроде ей никто не нужен. А чуть звонок, первой к двери бежит. Лицо сердитое, язычок так и чешется отбрить того, кто явится: «Зачем пришёл? Разве я тебя звала?»
Откроет дверь, а это кто-нибудь свой, из домашних.
Наконец, поняла, вздохнула.
— Кажется, ко мне больше никто не придёт.
Очень хорошо, что поняла.
Вдруг, шум за дверью. Выглянула на лесенку, а снизу вверх целая гурьба ребят лезет: Миша, Коля, Лиза... К ней, конечно, к кому же ещё? Притаилась у двери. Ждет звонка. А шаги всё ближе, ближе, ближе... Потом, всё дальше, дальше, дальше...
Не к ней, оказывается. К другой девочке. На день рождения.
А её и не позвали.
Приходим домой как-то. А у дочки ребят, что грачей по весне в поле. Шум, смех... Дочка сияет.
— У меня сегодня день рождения.
Вот тебе и раз. А мы и не знали, что у нашей дочки два дня рождения на неделе. Первый позавчера справляли.
Как ручей пересох
Маша, чуть что не по ней, в слёзы. А слёзы, они хоть и вода, но сердце точат. Наши сердца не выдерживают, и Маша добивается, чего хочет. Откуда только узнала, что у слез такая сила. Маленькая ведь ещё, в школу не ходит.
Раз, как небо перед дождём, нахмурилась.
— Маша, что тебе надо?
Оказывается, ничего не надо. Наоборот, кое от чего она не прочь избавиться.
— Не хочу матрёшку, — и в слёзы.
— Не хочешь — не надо.
Я матрёшку в руку, размахнулся и — лети матрёшка, куда знаешь.
Маша опять в слёзы.
— Ты чего, Маша?
— Хочу матрёшку.
Хорошо, что я хитрый. Только сделал вид, что забросил матрёшку. А на самом деле, незаметно кинул её за спину.
— Хочешь матрёшку? На, пожалуйста. — Маша растеряна. И хорошо, что растеряна. Я шапку в охапку и по делам, пока не плачет.
Прихожу — Маша в слёзы.
— Хочу апельсин.
— На тебе апельсин.
Пока ела — не плакала. Потом — опять.
— Гулять хочу, — и кап, кап, кап...
Как-то полдня не плакала. Испугались и за доктором послали. Думали, заболела.
Доктор пришёл, в трубочку послушал и руками развёл.
— Не звучит. Девочка совершенно здорова.
Только ушёл, Маша и зазвучала.
— Хочу трубочку, как у доктора.
Пришлось настольной лампой пожертвовать. У настольной лампы корпус вроде докторской трубочки.
Правда, великовата трубочка. Но, ничего, обошлось.
Обещали, что в зоопарк пойдем и Маша будет слонов прослушивать.
Как-то винограду купил и домой принес. Хотел Машу угостить, а Машина бабушка против.
— Ты что, — говорит, — она ведь не плачет. Как заплачет, тогда и дашь.
— А я никогда не заплачу, — рассердилась Маша и с тех пор, как ручей пересох, перестала плакать.
Домашняя по штопке
Бабушка сбилась с ног. Мама сбилась с ног. Дочка Катя тоже сбилась с ног. Один я не сбился. И то потому, что принимал во всём этом минимальное участие. Лежал на диване и давал общие указания: заглянуть туда, не знаю куда, взять то, не знаю что...
Час назад дочка Катя пришла из школы и сказала:
— Сегодня у меня домашняя...
«Работа» мысленно продолжил я и вздохнул: придётся писать сочинение.
Мама тоже вздохнула и на всякий случай отложила вязанье: может быть, придётся решать задачи. Бабушка дышала ровно. Ей-то что? Она вела хозяйство и, пользуясь этим, раз и навсегда отмежевалась от всех домашних внучкиных работ.
— Домашняя по штопке,— сказала Катя, и мы с мамой ещё раз вздохнули. На этот раз с облегчением. Не веря своему счастью. «Домашняя по штопке» нам не грозила. Ни я, Катин папа, ни Катина мама штопать не умели. Я — потому, что у мужчин это, вообще, как-то не принято, мама...
До встречи с Катиной мамой мне казалось, что умение штопать у женщин есть нечто врождённое. Увы, Катина мама в данном случае была парадоксом.
«В минуту жизни трудную» я спросил у неё, почему она не умеет штопать?
— Потому что меня учили музыке,— гордо ответила Катина мама и сочла разговор исчерпанным.
Итак, «домашняя по штопке» не грозила ни мне, ни ей. Следовательно...
Я посмотрел на бабушку, свою маму, и сочувственно развёл руками. Мама тоже посмотрела на бабушку, свою свекровь, и мстительно улыбнулась.
— Мама, — сказала она,— придётся вам...
Бабушка вздохнула и стала искать что-нибудь для штопки. В век лавсана стала искать что-нибудь для штопки! Не нашла и попросила помочь маму. Мама тоже не нашла и попросила помочь дочку Катю. Дочка Катя тоже не нашла и тут, волей неволей, в поиски чего-нибудь для штопки пришлось включиться мне.
Я лежал на диване и давал общие указания: заглянуть туда, не знаю куда, взять то, не знаю что...
Увы, поиски успехом не увенчались. В доме не нашлось ничего для штопки.
Дочка Катя надула губы. Наш родительский авторитет повис на волоске. Не найти чего-нибудь для штопки?!
Выручила бабушка, проявив решительность, которой всегда отличалась в трудную минуту. Извлекла из платяного шкафа мой, ещё нестарый, пуловер и ножницами выхватила клок у рукава.
Мама побледнела, как от боли, но промолчала. Я хотел заорать, но сдержался. А что ещё можно было придумать в этой ситуации? Дочка Катя ударила в ладоши. Ей всегда импонировала черта решительности у старших.
Бабушка села штопать. Раз, два — и готово!
Мама осмотрела починку и сказала, что это недостаточно квалифицированно. С такой халтурой просто стыдно соваться в школу.
Бабушка обиделась и ушла. Мама тоже ушла. Потом мы узнали куда. В ателье «Художественная штопка». Утром я проводил дочку Катю в школу. Нам было по пути. Других дочек провожали не папы, а бабушки. Я догадался, в лице каждой внучки бабушки провожали «домашнюю по штопке».
Бабушки подозрительно косились друг на друга и загадочно улыбались в крючковатые носы. Каждая считала свою штопку лучшей. Ну и пусть. Мы были вне конкуренции. Наша штопка была художественной.
Днём мне позвонили на работу.
— Это ты? — спросила мама.
Я подтвердил её догадку.
— Интересно, о чём ты там думаешь?
Я не стал разглашать производственные секреты и уклончиво сказал, что так... думаю о том о сём.
— Я так и знала, — сказала мама,— думает о чём угодно, только не о дочке.
— А что с дочкой? — спросил я.
— Кошмар, — сказала мама.
— Ты вызвала врача? — спросил я.
Мама вспылила и сказала, что если из нас троих кто и нуждается в медицинской помощи, то, во всяком случае, не она с дочкой...
Я сделал вид, что не понял намёка.
— Что с дочкой? — крикнул я.
— Двойка! — крикнула мама.
— Как? — крикнул я. — По штопке?
— Да,— крикнула мама.— Они не нашли бывшей дырки!..
Я положил трубку и подумал, что наши мечты о небольших семейных электронно-вычислительных устройствах для выполнения домашних работ дочки Кати, пожалуй, ни на чём не основаны. Те, кто их конструирует, делает это без учёта реальных возможностей детей. Точно так же, как и ателье «Художественная штопка».
Ну и пусть! В конце концов у нас есть ещё в запасе бабушка. Мы свою дочку Катю в обиду не дадим.
Литература
- Голышкин В. Весёлая семья. Микрорассказы // Детская литература. — 1967. — № 2. — С. 62-63.
- Голышкин В.С. Весёлый улей. — Москва: Молодая гвардия, 1967.
- Сафронова И. Уважая — уважай! // Семья и школа. — 1990. — № 6.
Сведения об авторе
Голышкин Василий Семёнович (1915-1996, родился в Брянске) — писатель, журналист, сотрудник издательства «Московский рабочий», участник Великой Отечественной войны, автор повестей и рассказов о пионерии и школьниках.