Этот молодой, подающий большие надежды писатель знаком с известнейшими писателями...
Тургеневым, Салтыковым-Щедриным, Львом Толстым, Чеховым. Его читают, о нём спорят, его рисуют, ему сочувствуют.
Всеволоду Михайловичу Гаршину (1855—1888) судьбой отведено было лишь 33 года. Из них 11 лет он посвятил литературе и запомнился новеллами и сказками, которые помещаются в одном книжном томике.
Все, кто знал Всеволода Гаршина, отмечали его красоту, схожую с ликом Иоанна Крестителя в Дрезденской галерее. «Неземной» характер такой красоты проницательно видел и художник Илья Репин, трижды приглашавший Гаршина в качестве модели для своих полотен. Особенно необычны были глаза Гаршина — большие, кроткие, сияющие.
Безусловно, на характер Всеволода Михайловича повлияли сложные семейные отношения между матерью и отцом. Близкие люди, по сути, сделались врагами и не могли примириться друг с другом, оттого и делили между собой троих мальчиков: Виктора, Георгия и Всеволода. К сожалению, сыновья по разным причинам и способам покончили с собой: старший в 20 лет, средний в 46 и младший в 33 года.
Всеволода отдали учиться в санкт-петербургскую гимназию, которая впоследствии перестала быть классической, став реальным училищем. Это помешало юноше поступить в университет, он выбрал Горный институт, хотя желания стать инженером не имел.
Уже в отрочестве Гаршин проявлял себя хорошим товарищем, был необычайно мягок в общении с людьми, уживчив, справедлив, скромен, отзывчив на горе и радость ближнего. Он проявлял вдумчивое отношение ко всему услышанному и увиденному, легко схватывал сущность вопроса и находил оригинальные выводы, глубоко интересовался естественными науками. Из него мог выйти учёный или педагог. Всеволод словно жил в своём удивительном мире, где были рисунки, книжки, гербарии, коллекции минералов. Он постоянно возился с жуками, лягушками, ящерицами, собирал и засушивал разные растения.
Потом появилось ещё одно увлечение — приобретение книг. Он экономил личные деньги, знал все лавки букинистов, научился переплетать старые журналы. И совсем скоро начал сам пробовать сочинять. Сохранилось его гимназическое сочинение под заголовком «Смерть», за которое учитель словесности поставил отметку 4,5. Здесь его можно прочитать до списка литературы.
В юности Гаршина впервые постигла болезнь, отравившая ему жизнь и рано приведшая к могиле. Душевный недуг настигал его через большие промежутки времени после излечения и мешал заниматься литературным творчеством.
Своё отношение к искусству писатель сформировал, вероятно, после того, как посетил выставку картин В. Верещагина, изобразившего ужасы войны. Нужно не удовлетворяться изящностью, а стремиться служить «делу нравственного усовершенствования человечества». Впоследствии Гаршин решился оставить Горный институт и вступить в действующую армию рядовым.
Интеллигент Гаршин справлялся с трудностями пехотного полка, выступившего в поход к Дунаю, научившись обходиться малым и поддерживать боевой дух товарищей. Об этом он расскажет потом в «Записках рядового Иванова». В сражении под Аясларе он увлечёт в атаку за собой солдат, хотя и будет ранен в ногу, и орден за храбрость ему не вручат. В печати Гаршин дебютирует рассказом «Четыре дня» и новеллой «Трус».
Сюжет для «Четырёх дней» появился на фронте: рядовому в бою перебило ноги, и он остался в одиночестве без воды и еды; с убитого противника, лежащего рядом на поле брани, он снял флягу и, растягивая питьё, держался до тех пор, пока его не нашли свои; его доставили в лазарет, но там он скончался.
В рассказе писатель изменил некоторые детали. Во-первых, раненый солдат, кроткий и совестливый человек, сам убил врага, пронзив штыком его сердце, и теперь воспользовался его флягой ради спасения от жажды. Во-вторых, неприятель был египетским феллахом, насильно посланным на войну. От физической боли и душевного раскаяния раненый терзается, он видит зловонный труп и смотрит на небо, как князь Андрей Болконский. На войне, где при звуке смерти умолкает сознание, лучше не думать, не рассуждать. От гангрены умирает Кузьма, осколок гранаты убивает «барина», а голубоглазый красавец лежит теперь на земле, и от его прекрасного лица ничего не осталось.
Фатальное сочетание переживаний и смерти встречается у Гаршина не только на войне.
И в сказке «Attalea Princeps» невольно убивают того, кто их любит. Гордая пальма, добиваясь свободы из своей тюрьмы-оранжереи, растёт всё выше и выше, несмотря на решётки, толстые стёкла и предупреждения «робких» пленников: саговой пальмы, кактуса, корицы, древовидного папоротника.
«Угрюмо смотрели деревья на пальму. «Замёрзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»
И вот, когда она понимает, что спасения нет от холодного ветра и снега, люди внизу решают её спилить. А с нею делит гибельную участь маленькая травка, обвивающая ствол пальмы и не желающая расстаться со своим другом.
И в «Сказке о жабе и розе»девушка, чтобы порадовать своего умирающего братца, срезает прекрасную розу, спасая её от противной, бородавчатой жабы, и ставит её в вазу перед маленьким гробиком. А благоухающий цветок рад, что его не слопала злобная жаба и что на него скатилась слезинка печали.
И в новелле «Медведи» старик-цыган собственными руками убивает своего кормильца и друга. И в финале рассказа «Красный цветок» больного находят мёртвым с цветком в окоченевшей руке.
Без крови не обходится в новелле «Сигнал»: кроткий Семён, чтобы спасти поезд, кровью своей орошает белый платок, и тот становится красным флагом, как сигнал. И вот падает обессиленный Семён, но подхватывает из его слабых рук кровавое знамя Василий, опомнившийся от злобы и ожесточения в последнюю минуту.
Последним произведением писателя была сказка «Лягушка-путешественница». Сообразительная лягушка придумала необычный способ путешествовать: она цеплялась за прутик, который несли её собственные утки. Так болотная лягушка оказалась под облаками. Свершилось чудо полёта! Квакушку обуяло такой силы хвастовство, что она не выдержала и закричала, что именно она, такая умная и находчивая, придумала этот удивительный способ перемещения по воздуху. Утки думали, что квакушка разбилась о землю, и очень жалели её. А она благополучно упала в болото.
Гаршин женился на слушательнице врачебных курсов Надежде Михайловне Золотиловой. Семейная жизнь складывалась счастливо. Жена заботилась о Всеволоде Михайловиче, терпеливо ухаживала за ним, когда он болел. Он служил секретарем канцелярии Съезда представителей железных дорог и мог не зависеть от скромных и непостоянных литературных заработков.
Писатель с чуткой совестью не мог быть спокоен и особенно остро переживал несправедливости, с которыми сталкивался. Ему казалось, что миром правит зло. Во время одного из приступов, не в силах совладать с безумием, писатель покончил с собой.
Чехов говорил о Гаршине: «Есть таланты писательские, сценические, художнические, у него же особый талант — человеческий. Он обладает тонким, великолепным чутьём к боли вообще». В этих словах кроется разгадка обаяния личности писателя Всеволода Гаршина.
В.М. Гаршин
Смерть
«Я прочитал «Смерть» Тургенева и не могу не согласиться с ним, что русский человек умирает удивительно. Другого слова и не подберёшь. Припомните смерть Максима, обгоревшего, мельника, Авенира Сорокоумова — как они умирали: тихо, спокойно, как будто исполняли свою непременную обязанность. И разве это не обязанность?
Помню и я смерть близкого мне, дорогого человека, Е. Ф. Ф. Часто, бывало, сажал он меня в своей комнате и заставлял слушать докучные рассказы о том, откуда происходит слово «серьга»…, что ни одному филологу доподлинно неизвестно происхождение слова «хорошо». Был он человек маленький, крайне некрасивый, с таким же земляным цветом лица, какой был у Авенира Сорокоумова. Был он записным филологом; писал диссертацию на магистра, ездил и к Костомарову, и к Срезневскому, которые признавали в нём глубоко учёного-языковеда. Умер Е. Ф. — и вся его учёность канула в Лету. Но не в том дело; я взялся описывать его смерть.
Е. Ф. страдал болезнью, погубившей много добрых и умных, сильных и слабых людей. Он страшно пил. Когда я жил вместе с ним на даче в 1866 году, однажды он попросил у меня пучок соломы; я принёс, Е. Ф. молча перерезал её на трубочки вершка по три и спрятал в стол. Скоро я узнал, для какого страшного употребления предназначаются эти трубочки: он тянул через них вино. Конечно, я утащил несчастную солому и забросил её в реку.
Это было летом 1866 г., когда в Петербурге и по его окрестностям страшно свирепствовала холера. Соломинки помогли ей убить Е. Ф. Он заболел, наш доктор И. П. Б. вылечил его от холеры, но не спас от воспаления в кишках и печени. Через месяц после начала болезни Е. Ф. пришлось очень плохо.
Он умер в сентябре, в дождливый вечер. Он лежал на постели; его густые волосы падали на липкий, зеленоватый лоб, покрытый каплями пота. Тело исхудало страшно, на рёбрах осталась одна кожа; на ногах и спине были пролежни. На столике перед ним горели две лампы (он уже жаловался на недостаток света), стояли лекарства, лежали его любимые немецкие книжки, да тетрадь с диссертациею. Я сидел в углу комнаты и смотрел на сцену с лихорадочным нетерпением. Как ни любил я моего Е. Ф., как ни был привязан к нему, но, зная, что через четверть часа он умрёт, я уже не жалел о нём. Это не была холодность или равнодушие: я уже отпел и похоронил своего больного друга; передо мной лежал просто умирающий человек, а я видел смерть ещё в первый раз. Над больным склонился его другой друг, бывший товарищ. Далеко уже теперь он, за Атлантическим океаном, но как теперь помню его бледное, страдающее за больного лицо. Все мои воспоминания об этом человеке касаются только смерти Е. Ф.
Больной лежал почти неподвижно, только губы шептали что-то, изредка произнося слова. Его друг уговаривал его причаститься. Е. Ф. жил атеистом и хотел умереть так, как жил. Послали за священником; он пришел. Это был высокий худощавый человек в широкой рясе, со строгим худым греческим профилем и симпатичным лицом. Он наклонился над кроватью; Е. Ф. отрицательно покачал головой. «Не надо», — тихо произнёс он. «Уже пора бы», — сказал священник. Друг бросился уговаривать больного, говоря, что через четверть часа он умрет. Е. Ф. серьёзно слушал сначала, потом на лице его появилась широкая добродушная улыбка. «Какой ты странный, Лёва! Всю жизнь был умным человеком, а теперь глупости говоришь. Ну, умру, — ну, что же такое? Пора и на покой; жаль только — диссертации не кончу». Всё это он говорил шепотом: последние слова были слышны только Лёве и мне (я подошёл к кровати). «Дописал бы ты её... ох, да ведь ты математик», — как бы вспомнил он. Он замолчал; наступила долгая томительная тишина.
Священник начал исповедывать. «Уйдите, батюшка, пожалуйста; Лёва, попроси батюшку уйти». «Да причастись ты, Бога ради, отца-то успокой!» Е. Ф. не отвечал, наконец он выговорил уже с трудом: «Дайте свечку, темно... уже пора зажигать». Подали свечей. Вдруг больной оживился, приподнялся даже, схватил Лёву за руку и сказал ему: «А если Reine Glaube?..» Он не кончил и упал мёртвый на подушку. Я заплакал. Лёва зарыдал, как ребёнок... Священник как-то странно смутился и поспешно стал снимать с себя епитрахиль. На лице мёртвого осталось странное выражение; ни испуга, ни боли душевной, ничего на нём не было: оно было спокойно.
……………. и странен
Был томный лик его чела.
Его похоронили на Волковом кладбище. Отцу написали, что сын умер, как христианин. На могиле поставили маленький памятник, окружённый другими, под которыми лежат люди, умершие таким же странным образом, как Е. Ф. Также умерли и тургеневские Максим, мельник, Авенир, старушка-помещица. Ни бравурства, ни горести, ни страха не увидите вы на лице умирающего русского человека: в последнюю минуту жизни он будет заботиться о своих делах, о какой-нибудь корове, о том, чтобы заплатить священнику за свою отходную. Верующий был человек — он точно обряд над собой совершит; неверующий умрёт в большинства случаев без сознательного раскаянья, не отступив от того, за что он стоял пред самим собой всю жизнь, что досталось ему после тяжёлой борьбы».
3-е мая 1872 г.
Литература
- Гаршин В.М. Новеллы/ Сост. Г.Красников. — М.: Звонница-МГ, 2000.
- Памяти В.М. Гаршина: Памяти Всеволода Михайловича Гаршина Худож.-лит. сб. : С 2 портр. В.М. Гаршина, видом его могилы и 21 рис. [И.Е. Крачковского, В.Е. Маковского, И.Е. Репина, В.Д. Поленова] [и др.]. — Санкт-Петербург : тип. и фототипия В.И. Штейн, 1889.
- Петрова О.В. Рассказ В.М.Гаршина «Сказание о гордом Аггее»: УМК "Начальная школа XXI века". IV класс // Начальная школа. — 2012. — № 2.
- Овчарова П. Сказки Всеволода Гаршина // Детская литература. — 1978. — № 5.
- Силуэты русских писателей. Вып. I-III. Вып. I. — 1906.
- Харитонова О.Н. Аллегорическая сказка В.Гаршина «Attalea Princeps». 5 класс (Программа В.Я. Коровиной, программа М.Б. Ладыгина) // Литература в школе. — 2011. — № 2.