Читали в математическом классе стихотворения Н. Заболоцкого. В классе почти все мальчишки.
Предложила выучить наизусть одно стихотворение поэта. Сразу возгласы: «Стихи большие, не успеем выучить, сложно».
Но всё-таки выучили, и почти все читали наизусть стихотворение «Я не ищу гармонии в природе…». Спрашиваю, почему выучили именно это. Отвечают: оно какое-то замысловатое, поди его разгадай, как математическое уравнение. В нём речь идёт и о «разумной соразмерности начал», и о буйном движении в природе, и о «блестящем вале турбины». Практически ребус и очень даже непростой. Не случайно критики называют поэзию Заболоцкого натурфилософской. Поэт ценил аналитическое начало в стихотворениях своих предшественников, например Е. Баратынского, Ф. Тютчева, И. Гёте.
Давайте оттолкнёмся от фактов биографии поэта.
Родился поэт в многодетной семье агронома и учительницы и был старшим сыном. Отец собирал домашнюю библиотеку, сам переплетал выписанные журналы. Мальчик Коля считал отцовский шкаф с книгами своим наставником. В семь лет сочинил первое стихотворение и твёрдо решил стать писателем. Учёба в Уржумское реальное училище увлекла историей, рисованием и химией. Литература стала соперничать с химией: Коле нравилось проводить опыты, и он с удовольствием возился с пробирками.
Заболоцкий поступил на два факультета двух московских университетов: историко-филологический в МГУ и медицинский в РНИМУ им. Пирогова. Потом бросил оба факультета и уехал в Петроград, где подал документы на факультет русского языка РГПУ им. Герцена. Почему так случилось? Юноша был один, без семейной поддержки, вёл полуголодное существование, а когда постоянное безденежье, до учёбы ли, приходилось по вечерам и ночам работать грузчиком.
Отслужив в армии, он пришёл в отдел детской книги ОГИЗ, которым руководил С. Маршак. Здесь нашлись люди, чьи взгляды были схожи со взглядами начинающего поэта. Появилось Объединение работников реального искусства, объединившее Д. Хармса, А. Введенского, Н. Олейникова, Е. Шварца и Заболоцкого.
Но постепенно заумная поэзия соратников отторгла Николая из этой группы, он сосредоточился на работе в журналах «Ёж» и «Чиж» и много переводил. Среди переводов произведения Ф. Рабле, Д. Свифта, Шарля де Костера, Шота Руставели.
В 1938 году его арестовали и осудили за антисоветскую пропаганду. В мемуарах «История моего заключения» поэт расскажет о лагерной жизни в Комсомольске-на-Амуре и на Алтае. С 1944 года он обоснуется в Караганде и продолжит работать над переложением «Слова о полку Игореве». Когда переложение увидит свет, то получит высокую оценку и поэту разрешат вернуться в столицу. Потом начнутся скитания по чужим квартирам и дачам за неимением своего жилья. Начнутся проблемы со здоровьем и в личной жизни, но Николай Алексеевич по-прежнему будет трудиться над стихотворениями, готовя сборники для печати.
А математическому классу предлагаю познакомиться с очерком А. Крестинского о Николае Заболоцком.
А. Крестинский
«…изнемогал от счастья бытия»
Эта строчка из стихов, вынесенная мною в заголовок, может показаться тебе непонятной. Но не торопись переворачивать страницу. Давай поговорим.
Зачем людям стихи?
В самом деле, зачем?..
Если бы я спросил тебя, зачем людям телескоп, ты ответил бы, не задумываясь: чтобы постигать тайны Вселенной.
А поэзия?
Предположим, ты равнодушен к стихам. Привык к обычной школьной зубриловке: отбарабанил у доски и наглухо забыл...
Но вот однажды случайно ты открыл книгу и прочёл в ней:
Петух запевает, светает, пора!
В лесу под ногами гора серебра.
Там чёрных деревьев стоят батальоны,
Там ёлки, как пики, как выстрелы — клёны,
Их корни, как шкворни1, сучки, как стропила,
Их ветры ласкают, им светят светила...
1Шкворень — связь, скрепа, стержень («Толковый словарь» В. Даля).
Ты ничего ещё не понял, не успел понять, но уже остановлен мощным потоком слов, остановлен картиной странной, почти нереальной и в то же время — ты это почувствовал—точной, необычайно точной! Что-то грандиозное надвинулось на тебя и медленно, торжественно разворачивается, давая себя разглядеть. Этот лес, он ошеломил тебя, он непривычный, не такой, как в обыденной жизни. Его нельзя понимать буквально, иначе чепуха получится, нелепость. Ну, в самом деле, что, настоящее серебро в лесу лежит? Нет, конечно. А это: «Как выстрелы — клёны»? Ерунда какая-то, если буквально!
Ты споришь сам с собой, отталкиваешь непонятный ряд слов, но они уже захватили, околдовали тебя. И ты удивленно произносишь сначала про себя, потом вслух, потом опять про себя: «Их корни, как шкворни... Их корни, как шкворни...», прислушиваясь к почти осязаемому скрежету слов. Слова трутся друг о друга и скрипят, как стволы деревьев под ветром...
Ты учишь уроки, гуляешь, играешь с товарищами и, кажется, совсем забыл про стихи, но вот вечером, перед сном, тебя снова огорошивает: «Как выстрелы — клёны...»
Почему как выстрелы?..
Ты закрываешь глаза, и тут с необычайной резкостью в темноте вспыхивает образ: рыжий клён! Красный! Оранжевый!.. Вот так же — нет, ещё ярче! — вспыхнул он однажды перед глазами поэта, вошедшего в лес. Вспыхнул как выстрел.
Ты счастлив открытием и, счастливый, засыпаешь.
Утром новая мысль будит тебя: так вот откуда в стихах это удивительное чувство движения! Стихотворение построено так, словно мы вместе с поэтом медленно подымаем голову от росистой травы, от выпирающих из-под земли корней — к стволам, ветвям, вершинам... И выше — к небу. И ещё выше — в космос. «Их ветры ласкают, им светят светила...»
И тебя уже тянет прочесть стихи до конца.
Там дятлы, качаясь на дубе сыром,
С утра вырубают своим топором
Угрюмые ноты из книги дубрав,
Короткие головы в плечи вобрав...
Ты ловишь себя на том, что тебе вовсе не хочется всё объяснять, разбирать каждое слово, каждую строку. Ты попал под обаяние музыки стиха. Музыки торжественной, даже грозной. Ты словно стоишь посреди утреннего леса, ты пристыл к земле, не в силах шагу ступить, заворожённый перестуком дятлов...
Рождённый пустыней,
Колеблется звук,
Колеблется синий
На нитке паук.
Колеблется воздух,
Прозрачен и чист,
В сияющих звёздах
Колеблется лист...
Слова вибрируют, дрожат, сверкают, как вибрирует, дрожит, сверкает утренний лес.
И птицы, одетые в светлые шлемы,
Сидят на воротах забытой поэмы,
И девочка в речке играет нагая
И смотрит на небо, смеясь и мигая...
Поразительно, сколько может вместить один кубик стиха, одно четверостишие! И необычайно точный (образ птиц, одетых «в светлые шлемы». И торжественно-печальный образ некой «забытой поэмы», началом которой когда-то бредил поэт. И образ девочки, то ли увиденной в реальном лесу, то ли из той же забытой поэмы... И ещё что-то смутное, неназванное, волнующее. Как беззвучное движение губ.
Петух запевает, светает, пора!
В лесу под ногами гора серебра.
Поэт повторяет в конце первые две строки не просто как живописец, обрамляющий свою картину. Нет, значение этих строк большее — зов, призыв звучит в них, желание делиться с людьми найденной и названной красотой.
Потом, через много лет, когда ты станешь опытным читателем, знатоком стихав и узнаешь многих поэтов, ты поймёшь, что суть поэзии в её неповторимости. Другой поэт скажет про лес совершенно по-иному, но с той же пронзительной точностью: «Был полон лес мерцаньем кропотливым, как под щипцами у часовщика...»
Неповторимость. Единственность. Непревзойдённость каждого всеми.
Поэты, как космонавты, не отрывают нас от земли, а подымают над нею, чтобы мы ещё ярче и полнее увидели её величие и красоту.
И другое ты поймёшь: невозможно любить всех поэтов подряд. Кто-то из них станет тебе ближе других, потому что ты найдёшь в нём родственную душу.
Стихотворение, которое мы сейчас прочли с тобой, принадлежит перу большого советского поэта Николая Алексеевича Заболоцкого. Это был поэт с душой ребёнка. Поэт, восторженно влюблённый во все сущее — от малой травинки до таинственной звёзды. Он «изнемогал от счастья бытия», от радости быть на земле, мыслить, любить, созерцать, работать... Казалось, он сам сотворил этот мир из куска глины и всю жизнь не переставал удивляться тому, что вышло из рук его...
Я не сразу открыл для себя поэзию Заболоцкого, счастлив, что открыл, и теперь мне хочется, чтоб другие полюбили её.
Есть среди школьных учебников книга под названием «Хрестоматия». Я с радостью узнал, что с этого года стихи Н. А. Заболоцкого будут включены в школьную программу. И тогда я представил себе, что выбираю для «Хрестоматии» стихи Заболоцкого. Долго листал сборники его стихов. Наконец, выбрал.
Одобришь ли ты мой выбор?
Николай Заболоцкий
Я воспитан природой суровой,
Мне довольно заметить у ног
Одуванчика шарик пуховый.
Подорожника твёрдый клинок.
Чем обычней простое растенье,
Тем живее волнует меня
Первых листьев его появленье
На рассвете весеннего дня.
В государстве ромашек, у края,
Где ручей, задыхаясь, поёт,
Пролежал бы всю ночь до утра
Запрокинув лицо в небосвод.
Жизнь потоком светящейся пыли
Всё текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звёзды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Всё лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей и дубрав.
Одинокий дуб
Дурная почва: слишком узловат
И этот дуб, и нет великолепья
В его ветвях.
Какие-то отрепья
Торчат на нем и глухо шелестят.
Но скрученные намертво суставы
Он так развил, что, кажется, ударь —
И запоёт он колоколом славы,
И из ствола закапает янтарь.
Вглядись в него: он важен и спокоен
Среди своих безжизненных равнин.
Кто говорит, что в поле он не воин?
Он воин в поле, даже и один.
Воздушное путешествие
В крылатом домике, высоко над землёй,
Двумя ревущими моторами влекомый,
Я пролетал вчера дорогой незнакомой,
И облака, скользя, толпились подо мной.
Два бешеных винта, два трепета земли,
Два грозных грохота, две ярости, две бури,
Сливая лопасти с блистанием лазури,
Влекли меня вперёд. Гремели и влекли.
Лентообразных рек я видел перелив,
Я различал полей зеленоватых призму,
Туманно-синий лес, прижатый к организму
Моей живой земли, гнездился между нив.
Я к музыке винтов прислушивался, я
Согласный хор винтов распределял на части,
Я изучал их песнь, я понимал их страсти,
Я сам изнемогал от счастья бытия.
Я посмотрел в окно, и сквозь прозрачный дым
Блистательных хребтов суровые вершины,
Торжественно скользя под грозный рёв машины,
Дохнули мне в лицо дыханьем ледяным.
И вскрикнула душа, узнав тебя, Кавказ!
И солнечный поток, прорезав тело тучи,
Упал, дымясь, на кристаллические кучи
Огромных ледников, и вспыхнул, и погас.
И далеко внизу, расправив два крыла,
Скользило подо мной подобье самолёта.
Казалось, из долин за нами гнался кто-то,
Похитив свой наряд и перья у орла.
Быть может, это был неистовый Икар,
Который вырвался из пропасти вселенной,
Когда напев винтов с их тяжестью мгновенной
Нанёс по воздуху стремительный удар.
И вот он гонится над пропастью земли,
Как привидение летающего грека,
И славит хор винтов победу человека,
И Грузия моя встречает нас вдали.
Литература
- Воспоминания о Н. Заболоцком / [Сост. Е. В. Заболоцкая и др.]. — М.: Сов. писатель, 1984.
- Крестинский А. «…изнемогал от счастья бытия» Очерк // Пионер. — 1974. — № 10.