В советской детской литературе Даниила Ивановича Ювачёва знают как весёлого, жизнерадостного поэта Хармса (1905—1942). Его слава пришлась на 20-30 годы XX века. Ходил себе по городу Ленинграду удивительный человек, сочинял странные стихи, подбирая для них смешные слова и рифмы. Всё перевёрнуто верх тормашками в произведениях Хармса!..

«Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои родители произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы его ребёнок родился обязательно на новый год».

Так Хармс переосмысливал своё появление в мир. Его отец, Иван Павлович Ювачёв, был человеком незаурядной биографии: сын полотёра Зимнего дворца, он за причастность к попытке покушения на царя был приговорён к повешению, но чудом избежал казни, прошёл через каторгу и ссылку, позже занимался астрономией и метеорологией, писал мемуарные и религиозные книги, одно время служил мичманом на военном корабле. Обычно он был в постоянных разъездах и сына воспитывая «на расстоянии», с помощью письменных указаний. Мать, Надежда Колюбакина, была начальницей приюта.

Отец очень хотел, чтобы его сын говорил и писал на иностранных языках и смог бы потом свободно понимать жителей других стран. С мальчиком занимались английским и немецким домашние учителя, а когда он подрос — отдали учиться в немецкую школу. Она находилась в центре города, на Невском проспекте, и называлась Петершуле.

Эта старинная школа была открыта, когда Петербург ещё только строился и в городе жило много иностранцев — моряков, механиков, мастеровых. Для их детей и была создана Петершуле. Преподавание велось исключительно на немецком языке. Вместе с немецкими детьми в Петершуле учились и русские дети. Но школьный порядок остался без изменений: выше всего ценятся старательность и дисциплина. Даня Ювачёв учился в немецкой школе на четвёрки и тройки. Те, кто ходил с ним вместе в один класс, вспоминали, что он был мальчиком молчаливым, но — с неожиданными идеями и фантазиями.

В голодные революционные годы мальчика отправили к родственникам матери, в Поволжье. Даниил доучился в единой трудовой школе, но так и не окончил Ленинградский электротехникум — был отчислен за неуспеваемость.

Когда в 1925 году молодой человек, уже пробующий свои силы в поэзии и прозе, познакомился с поэтом Александром Введенским, он нашёл себе близкого, преданного друга и соратника. Они с Введенским организовали союз «Чинарей», ставший впоследствии «Объединением Реального Искусства» — ОБЭРИУ. Два поэта стали заниматься поисками «нового ощущения жизни», старались озадачить обывателей не только своими заумными стихами, но и непредсказуемым поведением. Хармса, например, надевал гольфы, цилиндрическую шляпу, цепочку с массой загадочных брелоков. В таком шутовском наряде он выглядел по меньшей мере несуразно! Но в советской литературе «странности» ни в поведении, ни в поэзии не приветствовались. Скоро имя Хармса стало опальным, и только в конце 50-х годов детского поэта реабилитировали.

Благодаря другу писателя Я. Друскину, спрятавшему чемоданчик Хармса, рукописи поэта, пройдя через эвакуацию и разруху послевоенных лет, не пострадали. С опозданием на полвека читатели смогли узнать и открыть для себя замечательного русского писателя Даниила Хармса.

Первые стихотворения поэта появились в 1928 году в ленинградском журнале для детей с очень неожиданным названием — «Ёж». Туда его, Введенского и Заболоцкого позвали Самуил Маршак и Николай Олейников. В первом номере журналабыл напечатал рассказ «Озорная пробка» и стихотворение «Иван Иваныч Самовар». Вот тогда-то и появился его первый псевдоним — Д. Хармс. Какие только имена он себе не придумывал в «Еже» и в открывшемся через два года журнале для самых маленьких «Чиж»! Иван Топорышкин, писатель Колпаков, Д. Хармс-Шардам, Карл Иванович Шустерлинг, Чармс, Дандан, Ххармс, Хормс.

Детские стихи писателя публиковали охотно, он придумывал рисунки, писал к ним тексты, загадывал загадки и ребусы. Но то, что он сочинял для взрослых: стихи, рассказы и пьесы, не печаталось нигде. Даниил Иванович сознавал, что обречён на безвестность, и не предлагал их ни в какие редакции. А писал он взрослые вещи всю свою жизнь. И писал он странно, причудливо и очень жизненно. Это поняли, когда Даниила Хармса уже не было на свете и когда прочли его рукописи.

Даниил Хармс жил в Ленинграде в доме номер одиннадцать по Надеждинской улице. Сейчас она называется улица Маяковского. В комнате писателя стояло мягкое кресло-качалка,  у стены рядом с окном — фисгармония (музыкальный инструмент, напоминающий маленький комнатный оргАн). Хармс играл на трубе, губной гармошке, балалайке, неплохо пел, танцевал чечётку... Когда Хармс садился за фисгармонию, в комнате одна за другой загорались разноцветные лампочки: на стеллаже с книгами, над дверью, между окнами. Это было красиво: радуга света и плавные органные звуки.

Поэт многое умел делать своими руками: склеил абажур для настольной лампы, по краям которого были нарисованы смешные портреты Маршака, Бориса Житкова, Александра Введенского. Если лампу медленно поворачивать, нарисованные фигурки оживали.

Даниил Хармс умел дружить. Друзьями его были писатели, художники, поэты. Они спорили о прочитанных книгах, ходили на концерты, любили удачную шутку и новую мысль. Хармс не жалел времени на разговоры с другом и очень обижался, если тот пропадал на несколько дней, не подавал о себе никакой весточки.

У Хармса было много старинных изданий XVIII века, альбомов с репродукциями картин, книг о путешествиях. Телефон в этой комнате был тоже необычным. С загадочными белыми кнопочками. Если разговор по телефону затягивался и собеседник на том конце провода нудил да нудил — ведь есть же такие люди,— Хармс начинал перебирать кнопочки, и звуки в трубке начинали исчезать. Вместо «хорошо» — слышалось «хошо», вместо «да-да» — «а-а».

— Телефон испортился,— лукаво говорил в трубочку Хармс,— закончим разговор.— И нажимал кнопочку: — ... дания.

Как выглядел Хармс? По воспоминаниям друзей, он был чуть выше среднего роста, слегка сутулился, спортом занимался нерегулярно. Волосы у него были не чёрные я не светлые, а тёмно-русые. Он зачёсывал их назад. Глаза небольшие, светлые. Лоб высокий. «Не лоб, а спортивная площадка», — шутили друзья. Носил Хармс костюмы одного и того же покроя: пиджак, как у английского сыщика Шерлока Холмса, брюки-гольф, шапочку с длинным козырьком. Поэт создал для себя строгие правила, касающиеся в основном его литературных занятий, писательства. Например: написать столько-то страниц. Он упражнял наблюдательность, тренировал выдумку, легко умел отличить умного человека от дурака.

Писательница Нина Гернет, которая была сотрудницей «Чижа», рассказывала, как Даниил Иванович выступал в детской аудитории. Он выходил на сцену, а зал шумел, бесновался, но через минуту вдруг утихал, хотя Хармс еще не произносил ни слова, он просто стоял и покашливал. Хармс чудесно читал свои детские стихи: «Иван Иваныч Самовар», «Врун», «Игра».

В самом начале 30-х годов, когда он был в расцвете сил и с удовольствием писал для детей, его ни за что вдруг арестовали, и он почти год провёл в ссылке. А 23 августа 1941 году около своего дома снова был схвачен. В начале 1942 года поэт умер в тюремной больнице. Не были известны обстоятельства его гибели, а сейчас документально подтверждено: он умер 2 февраля 1942 года в тюремной «психушке» блокадного Ленинграда — признанный «душевнобольным и несменяемым». От «лечения» умер или от голода и холода? ...А был Даниил Хармс человеком острого, светлого ума. Ему было отпущено всего 36 лет. Как много, однако, он успел написать и для детей и для взрослых!

Даниил Хармс

Забыл, как называется

 Один англичанин никак не мог вспомнить, как эта птица называется.

– Это, – говорит, – крюкица. Ах нет, не крюкица, а кирюкица. Или нет, не кирюкица, а курякица. Фу ты! Не курякица, а кукрикица. Да и не кукрикица, а кирикрюкица.

Хотите я вам расскажу рассказ про эту крюкицу? То есть не крюкицу, а кирюкицу. Или нет, не кирюкицу, а курякицу. Фу ты! Не курякицу, а кукрикицу. Да не кукрикицу, а кирикрюкицу! Нет, опять не так! Курикрятицу? Нет, не курикрятицу! Кирикрюкицу? Нет опять не так!

Забыл я, как эта птица называется. А уж если 6 не забыл, то рассказал бы вам рассказ про эту кирикуркукукрекицу.

Из дома вышел человек...

Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
  И в дальний путь,
  И в дальний путь
Отправился пешком.
Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
  Не спал,  не пил,
  Не пил,  не спал,
Не спал,  не пил,  не ел.
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
  И с той поры,
  И с той поры,
И с той поры исчез.
Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
  Тогда скорей,
  скорей,
Скорей скажите нам.

Очень страшная история

Доедая с маслом булку,
Братья шли по переулку.
Вдруг на них из закоулка
Пес большой залаял гулко.
Сказал младший: «Вот напасть!
Хочет он на нас напасть.
Чтоб в беду нам не попасть,
Псу мы бросим булку в пасть».
Все окончилось прекрасно.
Братьям сразу стало ясно,
Что на каждую прогулку
Надо брать с собою… булку.

Удивительная кошка

Несчастная кошка порезала лапу,
Сидит и ни шагу не может ступить.
Скорей, чтобы вылечить кошкину лапу,
Воздушные шарики надо купить!
И сразу столпился народ на дороге,
Шумит, и кричит, и на кошку глядит.
А кошка отчасти идет по дороге,
Отчасти по воздуху плавно летит!

Литература

1. Александров А. Он был большим выдумщиком / Искорка. - 1991. - №2.

2. Александров А. Удивительный Даниил Иванович / Костёр. - 1985. - №12.

3. Александров А.А. Чудодей (Личность и творчество Даниила Хармса); Примечания // Хармс Д.И. Полет в небеса. — Л.: Сов. писатель, 1988.