Прежде чем стать известным писателем, Александр Исаевич Солженицын работал учителем физики и астрономии в рязанской средней школе № 2.
Интересно, каким он был учителем? Как вёл уроки? Был ли классным руководителем? Какие проводил мероприятия?
Об этом можно узнать из воспоминаний бывшего ученика Солженицына. Встреча в детские годы с учителем Солженицыным запомнилась ему на всю жизнь и во многом определила судьбу и выбор профессии. Это Сергей Яковлевич Гродзенский. Он стал кандидатом технических наук, профессором кафедры технологических основ электроники МИРЭА, мастером спорта по шахматам, опубликовал книгу воспоминаний «Исаич» о том периоде жизни Солженицына из 50-60-х годов ХХ века, когда Александр Исаевич работал школьным учителем и никто не знал о его занятиях литературой.
Теперь имя Солженицына известно всему миру, при жизни он стал классиком, его произведения вошли в программу по литературе и изучаются в старших классах. Биографию писателя можно обозначить несколькими вехами: студент физмата в городе Ростов-на-Дону и заочного отделения МИФЛИ, рядовой в армии, курсант артиллерийского училища в Костроме, командир батареи, арестован в феврале 1945 года, спецтюрьма, «вечная ссылка» в Казахстане, победа над болезнью, после реабилитации работа в Рязани, горькая правда в книгах, высылка из страны, нобелевский лауреат, запрет на книги, триумфальное возвращение на родину…
В нашей стране имя писателя долгие годы находилось под запретом, его произведения изымались из библиотек, за распространение его книг людей выгоняли с работы, арестовывали. За рубежом писатель занимался публицистикой и художественным творчеством, активно издавался. Наступило время, когда писателю было возвращено гражданство и книги стали вновь печататься.
«Жить не по лжи» — таков был принцип писателя Солженицына, который рассказал горькую правду о судьбе народа и страны в переломные моменты истории в своих книгах: «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус», «В круге первом», «Красное колесо».
Сергей Гродзенский вспоминал, что Солженицын-учитель вёл уроки неформально, задавал нестандартные вопросы, ставил эксперименты. Придумывал для учеников конкурсы и сочинял фантастические рассказы, чтобы ученики находили ошибки по изучаемым темам.
Учителем Александр Исаевич был тактичным, пунктуальным, в меру требовательным, неравнодушным, увлечённым своими предметами и внимательно относившимся к русской речи, не терпящим речевых искажений. На уроке был истинным актером. Его речь, голос, артистичность, благородство были эталоном для учеников.
С. Гродзенский
Исаич: из воспоминаний школьника 50-х годов
1957 год. Рязань. В нашем 7-а урок физики.
Едва зазвенел звонок, как в класс вошёл с фотоаппаратом в руках мужчина средних лет. Он должен был запечатлеть фрагмент урока: «Внимание! Не двигаться! Так, отлично. Ещё раз».
Я стал частенько встречать «фотографа» в коридоре. Походка его была стремительной, казалось, он всегда куда-то опаздывал. Разговаривал торопливо и отрывисто, при этом энергично жестикулировал, на собеседника бросал испытующий взгляд, слегка прищурясь: позднее я узнал, что у него небольшая близорукость, а очки он обычно не носил.
Как-то на перемене я увидел его разговаривавшим с высокорослой десятиклассницей. То была известная в школе спортсменка — об её достижениях иногда сообщала газета «Приокская правда». Алла вела себя уверенно не только с одноклассниками, но и с учителями, а перед «фотографом» стояла, словно первоклассница. А тот, улыбаясь, говорил: «Ну, что ты, Аллочка! Электростатика — это же совсем просто. И потом было бы несерьёзно с моей стороны сразу же предъявлять высокие требования...»
И я понял, что это и не фотограф вовсе, а учитель физики. С физикой дела у нас обстояли неважно: ушёл старый учитель.
Тогда-то и пришёл в нашу школу Александр Исаевич Солженицын.
В нашем классе, помню, он появился с озабоченным лицом: «Это, конечно, плохо, что мы знакомимся не в начале учебного года. Трудно придётся и вам, и мне. Давайте помогать друг другу».
Мы сразу же окрестили его «Исаичем» и иначе между собой не называли. А Исаич повёл рассказ о законах Ньютона. При этом подчёркивал, что в фамилии великого физика ударение следует делать на первом слоге: «Ньютон, а не Ньютон!» Объяснение материала сопровождал шутками (относящимися, однако, к изучаемой теме), чем сразу же нам понравился.
...В школу он приходил за считанные минуты до урока. Со звонком появлялся в классе, облачённый в тёмный халат. Едва звучал звонок на перемену, урок прекращался: он не имел привычки задерживать учеников.
На уроках Солженицына все 45 минут приходилось работать активно. Для получения оценки не обязательно было выходить к доске. Достаточно 2—3 раза удачно ответить с места, и можно получить пятёрку или четвёрку. Вообще ему было тесно в рамках пятибалльной системы. За блестящий ответ готов был поставить пять с плюсом. Правда, не помню, чтобы в нашем классе кто-то удостоился у Исаича этого балла.
Он требовал всегда ответа на поставленный вопрос, не допуская рассуждений вокруг да около. Однажды рассказал нам старый анекдот «о белых слонах» — о том, как студент на экзамене, знавший только одну тему, ответ на любой вопрос профессора сводил к «белым слонам».
Не терпел Александр Исаевич, когда во время урока что-то отвлекало от занятий. Он, словно от зубной боли, морщился, если слышал посторонний шум, и, не глядя на нарушителей, а лишь энергично погрозив пальцем в направлении шептунов, продолжал говорить. Как-то послышался звон рассыпавшихся по полу монет, по классу прошёл смешок. Исаич его тут же погасил: «Пусть эти деньги так и лежат на полу до перемены». И урок продолжался.
Если он узнавал, что кто-то пропускает урок не по болезни, а отговариваясь, например, репетицией школьного вечера, оформлением праздничной колонны и тому подобным, его лицо приобретало скорбное выражение.
Вспоминаю один случай.
Дело было в середине учебного года. Нам разрешили было провести в будний день небольшой туристический поход, названный «днём здоровья». Затем, когда все настроились, неожиданно запретили. Вот мы и решили всем классом один день прогулять. Утром собрались мы все в парке и двинулись в ближайший кинотеатр. Эта однодневная забастовка была возведена в ЧП школьного масштаба. А Исаич был приятно поражён, что среди нас в тот день не нашлось ни одного штрейкбрехера. На очередном уроке он был с нами как-то особенно мягок. Правда, один из параграфов предложил изучить дома самостоятельно, в ответ на ропот класса воскликнул: «Так вы же вчера прогуляли!»
...Александр Исаевич делился с нами не только знаниями, но и сомнениями. Если причина физического явления была ему (или науке того времени) не ясна, он этого не скрывал. Поругивал учебник физики Пёрышкина («Такие пишутся по договору в течение одних летних каникул»), а об учебнике астрономии Воронцова-Вельяминова отзывался высоко. Вообще уроки астрономии Исаич вёл ещё увлечённей, чем уроки физики.
Дал он нам однажды задание: каждый вечер в течение одного месяца выходить на улицу — следить за положением звёзд и вести дневник наблюдений. Предупредил: «Знаю, в конце сентября вы мне заявите: „Александр Исаевич, ничего не получилось — весь месяц шли дожди”. Но не обманете. Я сам каждый вечер буду вести наблюдения».
Объясняя природу белых ночей, говорил: «В Рязани белых ночей не бывает. Верно. Но обращали вы внимание, как растянут у нас летний вечер, как медленно наступают сумерки?! В июне и в девять, и в десять вечера ещё совсем светло. До половины одиннадцатого можно фотографировать без лампы-вспышки. В южных широтах ничего подобного быть не может. Мгла приходит так быстро, что летний день переходит в ночь почти мгновенно...— И закончил многозначительно:— Надо уважать тот край, где живёшь!»
Он никогда не старался «тянуть» ученика, но часто сопереживал отвечающему. Помнится, он вызвал ученицу, чтобы окончательно определить ей четвертную оценку по астрономии. Ответ его вполне устраивал, но в какой-то момент послышалась подсказка. Исаич, совершенно раздосадованный, воскликнул: «Девочка отвечает на пять. Так нет же — надо было помешать!» Он всё же поставил Альбине пятёрку, но лишь после того, как она ответила на дополнительные вопросы.
...Он говорил: человек порой не в состоянии оценить свои потенциальные возможности. Рассказывал: «Несколько лет назад врач откровенно сказал мне: „Вам осталось жить совсем немного, месяц, максимум два”. И тогда я мобилизовал силы своего организма. И — выжил».
...Невозможно представить себе Солженицына кричащим: «Вон из класса!» или «Завтра явишься с родителями, иначе я тебя к уроку не допущу!» Запомнился урок вежливости, преподанный нам учителем. В ответ на банальное «Здрасьте, Александр Исаич!» одного из учеников, вошедшего в физический кабинет, он возразил: «Мы же с тобой сегодня уже здоровались». И тут же обратился к классу: «Проведём небольшой конкурс. Кто лучше ответит, как следует поступать, если вы встречаете человека, с которым уже здоровались?» Все молчали. Исаич настаивал: «Ну всё же, как поступить?! Снова сказать „Здрасьте”?! Глупо. Уже здоровались. Пройти мимо, как бы не замечая? Тоже глупо...— И после паузы закончил: — При повторной встрече надо улыбнуться этому человеку».
...Как-то пришли на урок сделать объявление об антирелигиозной беседе. Было сказано: комсомольцам на этом мероприятии быть обязательно! Александр Исаевич прервал: «Продолжаем урок. Объявления делаются не для того, чтобы их обсуждали». К религии он относился с уважением. Говорил, что люди слишком мало знают о себе, чтобы клеймить Бога. Однажды я поведал Исаичу, что в детстве был крещён по настоянию бабушки. Он в ответ сказал: «Это очень хорошо, Серёжа».
...Вспоминая о годах юности, он рассказывал, что было время, когда не представлял жизни без футбола, увлекался шахматами, участвовал в турнирах, получил третью категорию. Позднее — разочаровался в «игре королей», считал, что она вынуждает человека тратить много сил вхолостую. Однажды высказался, что наши шахматные успехи потому и афишируются, чтобы прикрыть отставание в иных, куда более важных областях.
Любил теннис, сетовал: «Рязань — некультурный город. Нет ни одного приличного корта». Исаич принял активнейшее участие в устройстве теннисного корта возле радиоинститута. Уже став студентом этого учебного заведения, я как-то наблюдал за его игрой. С трибун неслось: «Исаич! Исаич!» — многие из его учеников поступили в этот институт.
Ещё его увлекали туристические походы, особенно велосипедные. Когда один из учеников заметил, что можно увидеть куда больше, путешествуя на автомобиле, Исаич ответил: «Ты — сын двадцатого века, а я больше — девятнадцатого. Для меня важно пройти весь путь самому. Едешь на велосипеде, смотришь по сторонам — всё твоё. А на машине?! Что-то там пронеслось со скоростью восемьдесят километров в час и забылось». Говорил он нам, что теплоходные прогулки не любит по единственной причине — целые дни гремит репродуктор.
И ещё одно его увлечение — фотодело. Исаич организовал несколько учеников нашего класса в фотокружок. Приучая нас к аккуратности, он придумывал правила, которые для лёгкости запоминания облекал в рифмованные строки — они висели на стенах небольшой комнаты, в которой располагался фотокружок. Одно из правил помню:
Будь аккуратен исключительно, Раствором чистым дорожа.
Воронка жёлтая — для проявителя, Воронка красная — для фиксажа.
...Догадывались ли мы, что он — писатель? Нет. Несмотря на внешнюю открытость, его жизнь за школьным порогом была нам неведома. Мы знали о нём меньше, чем об иных учителях.
Мне запомнился лишь короткий диалог между нами в фотолаборатории. Я поделился с Александром Исаевичем впечатлением от только что прочитанного романа Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». В ответ он пожал плечами: «Не понимаю, как можно работать вдвоём над одним литературным произведением. Не представляю, как бы стал писать с соавтором». Я ещё тогда подумал про себя — о каком соавторе говорит учитель физики, и спросил: «Вы пишете?» — «Я сейчас работаю над одной вещью»,— ответил Александр Исаевич. На секунду лицо его приняло страдальчески-озабоченное выражение, но тотчас просветлело, и он круто переменил тему разговора.
Больше о его литературных упражнениях мы не разговаривали. И то, что мой школьный учитель — писатель, я узнал только после публикации его «Одного дня Ивана Денисовича».
Он трепетно относился к русской речи. Болезненно реагировал на её искажение. Услышав обращение одного из учеников к другому: «Кто ж так ложит книги?», он схватился за голову и с ужасом зашептал: «Нет в русском языке глагола „ложить”. Так говорить нельзя!» Но когда в его присутствии поправили сказавшего «слесаря» вместо «слесари», он сказал: «Язык — живой, развивающийся организм. Пройдёт время, и, может быть, все начнут говорить „слесаря”, „токаря”, „трактора”. И это будет считаться единственно правильным».
Огорчившись, что я не читал Стефана Цвейга (он произнёс — «Цвайга»), с восхищением отозвался о творчестве этого писателя, его биографических романах.
...На исходе десятого класса Александр Исаевич поинтересовался, куда я собираюсь поступать после школы. Я ответил, что предпочёл бы заняться точными науками, а родители хотели бы видеть меня врачом. Исаич оживился и сказал, что мнение моих родителей одобряет. Почему? Да потому, что профессия очень нужна в любых жизненных обстоятельствах, особенно... в заключении.
«Попал я в лагерь,— начал Александр Исаевич и, не обращая внимания на мой вопросительно-растерянный вид, продолжал,— и там понял преимущество профессии врача. Первыми загибались историки, философы, вообще разные гуманитарии, которых использовали на тяжёлых, так называемых общих работах. Меня спасло то, что я — математик, смог попасть в „придурки”— на должность инженера. Завидовал только медикам, которые чувствовали себя в лагере вольготнее. Бывало, перед врачом-зеком снимало шапку лагерное начальство».
Меня поразил этот принцип выбора жизненного пути: овладевай той профессией, которая пригодится, если попадёшь в тюрьму.
...Прошёл выпускной вечер.
А. И. Солженицын появился в коричневом костюме с университетским значком и при боевых наградах.
Выступившая от имени выпускников Светлана, поблагодарив всех педагогов, назвала его нашим любимым учителем.
Ранним июньским утром завершился выпускной бал. Школа осталась позади.
Нам, выпускникам 1961 года, и в голову не могло тогда прийти, что настанут долгие годы, которые потом назовём застойными. Что каждый из нас готов будет защищать своего учителя от наветов: мы ни в грош не ставили высказывания о Солженицыне современных булгариных и гречей.
И, может быть, появится когда-нибудь на здании нашей школы мемориальная доска в честь работавшего здесь выдающегося писателя- гуманиста, лауреата Нобелевской премии, замечательного педагога — Александра Исаевича Солженицына.
Литература
- Левитская Н.Г. Александр Солженицын: библиографический указатель. — М.: Библ. им. Некрасова, 1991.
- Рязань помнит Солженицына. Дайджест: Рязань, 2018.
- Гродзенский С. Исаич: из воспоминаний школьника 50-х годов // Книжное обозрение. – 1990. – №34.
- Гродзенский С. Воспоминания об Александре Солженицыне и Варламе Шаламове. 3-е издание, переработ. и дополн., М., Проспект, 2019.