В чулане деревенского дома нашлась медная керосиновая лампа, старая, закоптелая, в пыли.

Хранили её на всякий случай, если свет отключится, а свечки не найти. Стеклянная колба цела, не разбита. Я и не знаю теперь, как ею пользоваться.

А раньше в детстве помню бабушку, под светом лампы разбиравшую в круглой жестяной коробке пуговицы и катушки ниток. Свет лампы можно было притушить и усилить. Мне больше нравился яркий свет, он перекликался с отблесками затопленной плиты, около которой стояло ведро с углём и дрова для растопки. При тихом свете оживала темнота и было страшно одной идти в соседнюю комнату укладываться спать.

Дали свет! То-то радости! Не надо ничего бояться, всюду, во всех уголочках светло. Да здравствует электричество!

А первая лампочка появилась в конце 1920 года, когда в краткий срок запустили местную станцию в одной из деревень Московской области. Делали это очень быстро, пользовались подручными материалами, даже старыми телеграфными проводами. Электрификация шла медленно, растянулась на несколько десятилетий, доходила не до всех уголков нашей большой страны.

Первым художником, который откликнулся на примечательное событие в 1927 году, был И.М. Тоидзе с картиной «Лампочка Ильича». Потом только в 1950 году художник Николай Сысоев продолжит традицию изображать появление электричества в картине с тем же названием - «Лампочка Ильича». В 1960 году Евгений Левин напишет полотно «Первый электрический свет в деревне», а ещё через десяток лет братья Ткачевы назовут свою новую работу «Свет. Лампочка Ильича». К этой же теме в 1975 году обратится и художник Михаил Богатырев, назвав картину «Великое начало».

Выражение «лампочка Ильича» закрепилось не только в названиях картин, но и вошло в активное употребление как образное название бытовых ламп, подвешенных к потолку за провод и свободно свисающих без плафона. А выключатель находился в самом патроне.

Этот фразеологизм означает наспех сделанную работу, которая вызывает сомнение в её практичности и рациональности.

Пожалуй, рассказ детского писателя Дмитрия Верещагина «Сказочные люди» поможет представить, с каким нетерпением ждали, когда в домах появится электрический свет.

Кисти И.М.Тоидзе принадлежит картина, ставшая классикой так называемого социалистического реализма — «Лампочка Ильича», 1927.

Другие картины:

Сысоев Николай Александрович «Лампочка Ильича», 1950;

Левин Евгений Нисонович «Первый электрический свет в деревне», 1960;

Братья Ткачевы «Свет. Лампочка Ильича», 1972;

Михаил Богатырев «Великое начало», 1975.

• 
• 
• 
• 
•  

Дмитрий Верещагин  

Сказочные люди

Бывало, рассказывает мама сказки на печи, про тридевятое царство, про кащеево государство: «...где деревья стоят, сынок,— нам и во сне такие не приснятся! Они там — как русалки в лесу! — стоят живые. Но есть страшные — как обезьяны!»

— Мам, а как деревья эти называются?

— У них названия трудные, сынок: язык можно сломать!

И она лампу убавит: керосин-то жалко! Тогда ещё мы жили без электричества: свет у нас провели, когда я пошёл в школу, в первый класс. На меня, получается, свет как бы с двух сторон сразу полился: ведь школа и электрификация — они и по сути своей похожи. Не зря говорят: «Ученье — свет, а не ученье — тьма!»

Я хорошо помню, как в том году летом к нам в село приехали сказочные люди — электрики!

И как наше село всё преобразилось, когда поставили столбы «со стаканчиками» и провода натянули на «электрические» столбы. Но сперва они работали там, на других улицах села, а на Большой улице всё только шли одни разговоры: «Будет ли лампочка гореть в избе лучше, если столб поставить потолще?» Или ещё и так говорили: «Влияет ли высота столба на нить накала, которую изобрёл Лодыгин?» И один только дядя Фетюшин, самый умный старик у нас, сказал:

— Да ведь, конечно, если бревно потолще — лучше! Чего тут спорить!

Они — старики — и умирать не хотели в том году. «Вот поживём ещё с электричеством — тогда и умирать будет можно!»— говорили они, сидя в валенках летом на брёвнах под электрическими столбами, которые навозили из леса на Сократе и Архимеде, то есть, иначе говоря, на быках колхозных. Мы их, бревна, и ошкурили сами, а у кого был плотницкий инструмент — те из столба сделали картинку. Да ещё и низ самый — комель — обработали так: сперва дегтем, а потом — слой солидола. Но это уж не для красоты:

— Это улучшает электричество: направляет его в сторону плюса!

Но и над «минусом, что уходит в землю», потрудились, поработали мы хорошо: каждый для себя яму выкопал глубокую. И ещё, когда сомнение разберёт, бегали советоваться с электриками. Но они, видя старание и усердие наши, говорили:

— Электричество — оно убивает по-всякому! — и не договаривали чего-то, так что тот, у кого яма, как ему казалось, не очень глубокая, прибежав обратно, ещё её покопает.

Наконец, когда они, электрики, пришли к нам на Большую улицу,— я думаю, нетрудно представить, какая была конкуренция за право привести живого электрика на квартиру? Я отнял насилу у Блясова Витьки, который на целых шесть месяцев меня моложе, когти электрические и монтажный пояс, отнёс их домой и привёл его самого — большого белобрысого электрика!— за руку. И только когда он попил молока и поласкал Жучку,— «какая ласковая собака — вся в своих хозяев»,— понял, что, может быть, он останется заночевать. Но он и жить у нас остался!

И какой к нему я воспылал любовью: теперь, когда мы сядем обедать, лучшую мозговую кость я ему передаю, а не под стол бросаю Жучке! Он в полдень, когда жара стоит немилосердная, ещё только слезает на когтях со столба, тело у него красное и от него теплом отдаёт, как от печки, ещё и не снимет монтажный пояс с торса, мощного, как у Геркулеса,— а я уже подаю ему горшок молока из погреба неснятое,— он любил молоко такое: холодное-холодное, так что, когда пьёт, держа лапы свои электрические на пузе горшка, покрытого росинками, как бисером, у меня бежит мороз по телу.

— Хорошо! Как, ёлки зелёные, прохладно стало! — говорил он, осушив весь горшок до дна и поглаживая свой живот.

Уважительный был квартирант! Николаем его звать. Его скотина — и та уважала. «Пойдём нас поить,— говорили у них глаза,— ты вёдра таскаешь полные!» И поглядят они на провода — где щебечут ласточки и точно обсуждают тоже, где какой идёт провод!

И вот когда он свет провёл,— нам, конечно, в первую очередь,— и ввернул лампочку в патрон: до чего сильную, мощную по ваттам, и свет у нас загорелся в избе,— мама сказала:

— Никола-чудотворец!

А он, Никола-чудотворец, выключив свет:

— Ты вон куда посмотри! На клуб!

И действительно: клуб стоял — как в цветах! Весь в свету. Он звал к себе — как подсолнух!

— Белая ночь!— мама сказала.

Так было светло! Петухи даже закричали «кукареку». Им, должно быть, показалось, что это пришло утро.

Литература

Верещагин Д. Сказочные люди // Костёр. - 1986. - № 9.