Что только не случается в предновогоднюю ночь! Волшебства ждут не только дети, но и их родители. Само ожидание праздника подчас заменяет и сам праздник. Бывает, надеешься, загадываешь желание, а оно сбывается самым парадоксальным образом, как в этих рассказах, например.
Валентина Дёгтева
Дед Мороз
В новогоднюю ночь Нинка тайком выбралась из постели и полезла под ёлку. Чтобы подкараулить Деда Мороза и попросить у него самый большой подарок. А то всё фломастеры да фломастеры.
Но там уже держала оборону собака Дунька. У Деда Мороза она собиралась потребовать огромную копчёную курицу, пять батонов колбасы и новый мячик, а потому тихонько рычала и не думала подвинуться. Пока Нинка воевала с ней за место под ёлкой, в комнату на цыпочках вошёл папа. Встал на четвереньки и... полез под ёлку.
― Ах, тут уже занято, ― расстроился он.
― Ничего, мы подвинемся, ― проворчала Нинка. ― Все вы взрослыми прикидываетесь, пока дело до подарков не дошло.
― Я просто подумал... А вдруг можно удочку японскую получить? ― сказал папа мечтательно и уселся под голубым шариком. И они стали ждать втроём. Но Дед Мороз почему-то не торопился.
Зато пришла мама. Она просунула голову в дверь и очень испугалась: из-под ёлки на неё глядели шесть горящих глаз.
― Не бойся, это не мыши. Это мы, ― сказала Нинка. ― Присоединяйся, мамочка!
― А я и не боюсь, ― сказала мама, вползая под ёлку. ― И вообще я просто так мимо проходила. Ну что, ещё не появлялся?
Но Деда Мороза всё не было и не было.
Зевая, мама проворчала:
― Лучше бы «Огонёк» посмотрела по телевизору. С детства в этого Деда не верила.
― Что же ты мне-то столько лет голову морочила? ― рассердилась Нинка и сорвала карамельку с ветки (по счёту десятую).
И тут в окно ввалился Дед Мороз. Запыхавшийся, без шапки. В одном валенке. Отдышавшись, выпалил:
― Так, кому тут фломастеры?
Нинка чуть не захныкала:
― Я не хочу фломастеры! Я домик хочу для Барби! Два.
― Странно, ― удивился Дед Мороз. ― У меня же тут записано: «Двенадцать цветов, на водяной основе...» А вот тёрка для корейских салатов. Одна штука. Чья?
― Моя, наверное, ― сказала мама. ― Только мне её не надо. У меня уже пять штук таких.
― Неужели? ― Дед Мороз устало опустился на стул. ― Да разве всё упомнишь...
― А нельзя ли как-то решить вопрос с удочкой... ― начал папа.
Дед Мороз с головой залез в мешок.
― Удочка, удочка... Ведь была же какая-то удочка... Не хотите универсальный гаечный ключ? Нет? Забыл я вашу удочку, ― вздохнул Дед Мороз. ― Собачка, отцепись. Пусти, собачка! Я вот косточку тебе принёс резиновую...
Но собака Дунька очень крепко повисла на его шубе. Она уже давно к ней подбиралась. Гони, мол, копчёную курицу!
― Да это фальшивый какой-то Дед Мороз! ― не выдержала Нинка. ― Куда настоящего дел? Со всеми подарками?
Дед Мороз обиженно посмотрел поверх очков.
― Я, простите, не фальшивый. Мороз Виктор Федорович. Сорок восьмого года рождения. Холост. Вредных привычек не имею. На разносе подарков состою уже двести лет с хвостиком. И, заметьте, никаких жалоб!
― А шапка где?
― За ветку зацепилась.
И Дед Мороз смущённо спрятал необутую ногу в полосатом носке:
― Я же не реактивный ― везде успевать, ― добавил он виновато. ― А тут ещё всякие под ёлками подглядывают и ругаются.
И вытер глаза бородой. Нинке его сразу стало жалко.
― Давайте, ― говорит, ― дедушка, ваши фломастеры. Они мне очень даже пригодятся.
И мама из-под ёлки вылезла, вся в мишуре:
― Лишняя тёрка в хозяйстве никогда не помешает.
А папа смелости набрался и как скажет:
― Хотите, я вам свою ушанку отдам? и сапоги резиновые ― новые?
Но Дед Мороз этого не услышал. Потому что заснул на стуле, подложив бороду под голову.
― Ну вот, ― испугалась мама. ― А кто подарки будет разносить? Он тут не растает, у батареи?
Но Нинка никого к Деду Морозу не подпустила:
― Не надо деда будить! Он и так на работе устал. Мама, неси все салаты, что остались! Папа, тащи сапоги! Он, может, единственный, кому на Новый год ещё ничего не дарили! Дунька, сидеть! Будешь сон охранять!..
...А пока Дед Мороз спал, Нинка рисовала фломастерами его портрет и всё представляла, как это он в папиной ушанке и резиновых сапогах будет подарки разносить.
Владимир Силкин
Самосвал
Вовка глядел на новые серые валенки, отглаженный мамой костюм, белую рубашку.
И никак не мог поверить, что идёт с родителями на новогодний утренник. Это было впервые, и огромное счастье переполняло сердце.
― Пап, а правда, что подарок дадут?
― Правда, Вовка, правда!
― И мандарины там будут?
― Будут, будут!
― И шоколадка?
― Всё будет, сынок... Собирайся!
В большом зале клуба железнодорожников стояла душистая, под самый потолок ёлка. Она светилась лампочками, сияла игрушечными разноцветными зайцами и лисами, медвежатами и петушками. И Вовке казалось, что всё это происходит не с ним, что он попал в сказку.
Дети звали Деда Мороза со Снегурочкой, водили хоровод, пели «В лесу родилась ёлочка».
А потом начались конкурсы. Разыгрывались куклы, сладости, и вдруг Дед Мороз предложил ребятам сплясать. И за лучшее исполнение объявил приз ― самосвал. Вовка
побледнел, стал жадно хватать ртом воздух. Самосвал! Такой же, как у соседского Витьки!
Вовка рванулся к Деду Морозу, не понимая, что делает: никогда в жизни он не плясал. Вскинул руки вверх, тут же ударил ими по валенкам, затем прихлопнул в ладоши, юлой закрутился возле зрителей. Только, несмотря на всё свое желание, в такт музыке Вовка не попадал.
Какой-то мужчина крикнул:
― Давай, мальчик, давай вприсядку!
Вовка не знал, что такое вприсядку, но почему-то стал приседать, и новые серые валенки, как коньки, заскользили по полу. Вовка покачнулся и растянулся на паркете.
Народ хохотал, хватался за животы, но Вовка не слышал смеха. Самосвал, новый зелёный, с заводной ручкой, был в двух шагах, а Вовка лежал возле него, и огромные, с кулак, слёзы падали из глаз. Он и сейчас ещё надеялся на волшебника, притаившегося в зале.
Но баян стих, и до Вовки донёсся голос Деда Мороза:
― Ну, что ж, мальчик, неплохо! Держи подарок!
И Вовка сжал цветную деревянную пирамидку в виде ёлочки.
Дальше он ничего не помнил. Слёзы застилали глаза, казалось, насквозь вымочили новый костюм, а сказка, которая только что жила в сердце, исчезла.
― Ничего, Вовка, будешь учиться, тренироваться, на следующий год получишь самосвал. Ещё лучше, чем у Витьки. Слабые никогда ничего не добиваются, ― успокаивал отец.
Прошло много времени. В том же самом клубе железнодорожников проходил новогодний утренник. И мальчишка лет пяти-шести лихо отплясывал, заслуживая аплодисменты и ловя восхищённые слова. И Дед Мороз, бывший неудачник Вовка, бережно протягивал ему новенькую шестиструнную гитару, и любовался, с какой радостью мальчишка прижимал к груди подарок.
Олег Кургузов
Ежонок Чих
В конце декабря, перед самым Новым годом, стояли жуткие морозы. Птицы замерзали на лету и падали на землю с ледяным звоном, лёд на реке трещал, трещали стянутые морозом деревья в лесу.
Под одной невысокой ёлкой мёрзли в своей неглубокой норке мама-ежиха и ежонок Чих. Мама закрывала ежонка своим телом, и он меньше страдал от трескучих морозов. А она замерзала всё сильнее и сильнее. И скоро замерзла так сильно, что не смогла больше дышать.
А на следующий день, 31 декабря, наступила оттепель. Снег начал таять, и даже капли закапали с деревьев... Ванечкин папа глянул за окно и сказал:
― Ну, морозы отступили, завтра Новый год ― пора за ёлкой в лес идти. Вечером наряжать будем ― праздник встречать.
Он взял топор, встал на лыжи и отправился в лес.
Долго выбирать ёлку не пришлось, она приглянулась ему с первого раза: маленькая, да удаленькая! Вся пушистая, стройная ― веточка к веточке, зелёная-презелёная!
Ванечкин папа начал разгребать снег прямо у самого ёлочного ствола. Чтобы до земли добраться и срубить ёлку под корешок. Чтобы не оставлять никому не нужного пенька. А снег был мягкий, подтаявший, податливый, копался легко.
Вот уже и листва палая под снегом показалась. И вдруг среди листвы ― ежиные колючки...
Это была мёртвая ежиха. Ванечкин папа нагнулся к ней. Да, замёрзла бедняжка...
И тут под ежихой он заметил совсем маленького ежонка. Это был Чих, которого ежиха спасла от смертельного мороза.
Чих зашевелился еле-еле, потому что был ещё во сне. Ему снилась тёплая прозрачная осень, грибы, красные ягоды и жёлтые лучи солнца на разноцветной листве.
― Погибнет в лесу без матери, ― сказал Ванечкин папа.
Поднял ежонка и засунул к себе за пазуху, под тёплый отворот полушубка.
Потом срубил ёлку и отправился домой.
Его сын, Ваня, растерялся от радости, когда увидел и ежонка, и ёлку. Он и ежиные колючки гладил, и ёлочные, и снова ежиные...
Ёлочка в домашнем тепле распрямила и подняла ветви, а ежонок чихнул:
― Чих!
― Я буду звать его Чих! ― засмеялся Ванечка.
Он налил ежонку молока в блюдечко, пустил малыша ползать по полу, а сам вместе с мамой стал украшать ёлку.
Ежонок отогрелся, совсем проснулся от зимней спячки, но молоко пить не стал, а отправился на поиски мамы.
Он долго ползал по полу, пока не наткнулся на кактус.
Цветок сняли с ледяного подоконника ещё во время лютых морозов и поставили на пол к батарее, чтоб не замёрз. Здесь его и нашёл ежонок. Ткнулся ещё полуслепой маленький Чих в кактус, укололся об иголки и подумал: «Наконец-то я нашёл маму...» И ещё теплее ему стало от этой мысли.
― Мамочка, ― прошептал он.
Свернулся клубочком возле кактуса и уснул счастливым предновогодним сном, которым засыпают все малыши в ожидании чудес.
А потом наступил Новый год. И все в доме были счастливы его приходу. И люди, и ёлка, и спящий ежонок.
И было так, будто времени не было вовсе или время было совсем не властно над их счастьем.
